- На рею! – отрезал немногословный боцман, завязывая на куске шкерта нехитрый узел для шеи своего командира.
- Р-р-р-азбойники! Марсовым на марс! Паруса ставить!
- Баста! Кончился твой срок! Хорош пеньковый галстук?! – спросил командира боцман, накидывая на его шею петлю.
- Молитесь Творцу, пёсьи хвосты!
- Сам молись, капитан, – обратился к крысе с петлёй на шее корабельный капеллан, сложив на своей серой шерстистой груди лапки.
- Трубку! Команда! Я хочу выкурить перед встречей с Творцом трубку!
- Пусть курит… - справедливо решила команда.
Мыши прекратили поедать картину, ожидая развязки. Они отошли чуть дальше, желая видеть всё события.
- Команда, - прохрипел капитан, раскуривая глиняную трубку, - я должен раскрыть одну страшную тайну.
- Какую ещё тайну? – спросил разгорячённый борьбой старый кок, держа в лапах клочок шерсти и пытаясь приладить его на свою грудь, откуда он только что был благополучно выдран могучей лапой командира.
- Правильно, кок. С паршивой крысы – хоть шерсти клок! Ты поплюй на него, прежде чем высадишь этот славный кустик на своей чахлой груди. От страха слюна пропала? Подойди ближе, мышиная твоя душа. Я с удовольствие плюну в негодяя, - мрачно засмеялся капитан.
- Он ещё дразнится! – замахнулся кривым ножом один из матросов.
- Цыц, щербатый! Пусть он говорит.
- Команда! Мы просто нарисованы на холсте!
- Ересь! Не слушайте его! Он сумасшедший! – закричал капеллан, раскинув перед матросами руки.
- Цыц, серый! Пусть он говорит! Продолжай, капитан.
- Творец просто написал краской на холсте и это штормовое море, и нашу бедную скорлупку, и этот кусочек Луны и эти тучи…
- Не слушайте этого ерети… - начал было кричать корабельный служитель культа, но хлёсткий удар в крысиный нос оборвал его пламенную речь, лишив его при этом двух передних зубов.
- Продолжай, капитан.
- Это всё, моряки, что я знаю… Мы обречены на такую жизнь и на борьбу со стихией… Другой жизни у нас не будет… - закончил, затягиваясь трубкой, старый капитан.
- Похоже на правду… Мне бабка рассказывала, что её прапракакая-то бабка видела, как на куске доски один чудак малевал какую-то Коконду… Или Анаконду… Лепонардо… Так чудака звали… Краска у него, ещё говорила ей прапракакая-то бабка, была вкусная… Что будет с нами дальше, капитан?
- Кому же зна…
Дверь в кладовую резко открылась. Матросики, ослеплённые солнечным светом, не увидели руки человека, прекратившего их страдания. Острый нож воткнулся в холст и с хрустом разрезал пополам бедный парусник. Рухнули мачты, тяжёлая волна захлестнула борт корабля.
- Полундра!!! – истошно кричали бедные скитальцы-матросики.
- Все за борт!!! За борт, канальи!!! – кричал крысам их капитан.
- Вот тебе! Получай! – закричала женщина и второй удар лезвия по холсту отрезал команде путь к спасению, отделив море от корабля.
Команда стала на колени и вознесла лапки к небу, призывая на помощь Творца. Всё было напрасно. Пронзительный, стремительный и страшный, как удар молнии, нож отделил от взглядов матросов Луну и тяжёлые тучи.
- Прощайте, братцы! Простите своего командира!
- Прощай, прощай, командир! – отвечали ему матросы, захлёбываясь тяжёлой волной.
- Вот тебе! Вот тебе! – повторяла женщина.
Матросы уже не слышали ни этого голоса, ни шума сердитого океана… Через минуту всё было кончено. Холст, изрезанный в капусту, представлял собой грустное зрелище. Через мгновение и подрамник был превращён нежными ручками-ножками барышни в обломки и щепки… Только один маленький мышонок, упав на кучку тряпочек, тихо и безутешно плакал в чулане. Он, единственный из мышиной семьи, не грыз эту картину, а любовался морем и восхищался мужеством команды парусника…
- Управилась, - сказала сама себе женщина и, перекрестившись на паутину в кладовой, стала торопливо собирать обломки кораблекрушения. – Странно… Откуда здесь взялась вода?
Под останками картины она обнаружила огромную лужу…
Вот так, дорогой мой читатель, я и почувствовал себя знаменитым. Поймав Ваш удивлённый взгляд, поясню, что известную картину Репина «Иван Грозный убивает своего сына» тоже зарезал какой-то идиот. Не каждый художник удостоится такой «чести»…