Я промолчал. Настя вздохнула у меня на плече, в моих ладонях подвигались сдобные дюны, предоставленные мне во временное пользование счастливо сложившимися обстоятельствами и, само собой, желанием обладательницы. Или ее снисходительным безразличием к моей тусклой и бесполезной персоне.
— Не обижайся, но ты ханжа, — продолжила Настя скучным голосом диктора, ведущего неинтересную передачу. — У тебя есть желания, с которыми борешься, и ты что-то имеешь против других, которые тоже борются со своими желаниями, хотя при их менталитете сдерживаться труднее. Но между вами есть разница. Ты ждешь, что эти обстоятельства свалятся на тебя манной небесной, а они создают их сами. При этом ничего не берется ими в расчет. Потому им иногда улыбается удача.
«Удача». Фу.
— Всего лишь приятное вознаграждение проявленного упорства? — Я скривил губы.
— С твоей точки зрения — всего лишь, а со всех других — заслуженная награда за рыцарство, которого от тебя, например, в жизни не дождешься.
На несколько томительных мгновений мы умолкли. Одну песню без паузы сменила следующая.
— Эй, друг, моя очередь.
Кто-то из ребят южного разлива оттеснил меня в сторону, оторвав текучие прелести и беспардонно перевесив их на себя.
— Здесь не очередь за пряниками. — Разговор с Настей вызвал множество мыслей и разбудил не самые лучшие эмоции. Кулаки сжались.
— Имеешь что-то против? Выйдем, поговорим?
Прямой мутноватый взгляд сообщил, что парень хорошенько принял на грудь. Ему хотелось приключений, все равно каких.
— Султан! — последовал окрик Гаруна.
Он продирался к нам сквозь расступавшиеся парочки. Сзади мелькнуло побелевшее лицо Мадины.
— Ничего, — вдруг сказала Настя, обнимая самоназначившегося кавалера, — все нормально, это поставит в беседе нужную точку, правда?
Она повисла на другом, который проявил больше упорства и нахальства в достижении цели (в ее понимании это рыцарство?), а глаза все еще глядели на меня.
— Да. — Я отвернулся.
Делать нечего, дама сделала выбор, и возможный конфликт самцов умер на корню. Я вернулся к старой истине: с чем невозможно бороться, то нужно принять, и на душе, если постараться, станет спокойно. С чем или с кем я мог бороться здесь? Только с недотепистым собой, ханжой, как сказала Настя, который ничего не предпринимает, а лишь трусливо мечтает, чтобы мир танцевал под его дудку. К сожалению, так не бывает. В результате мир выбирал чужие дудки.
В голове зазвучала песня, которую часто слушал папа: «Ты должен быть сильным, иначе зачем тебе быть?»
Соперник с ухмылкой уносил в чувственный транс бывшее недавно моим достояние государства, его золотой запас, отданный теперь в чужие руки. Сам золотой запас нисколько не возражал. Как сказал бы в таком случае мой победивший противник — абыдна, да-а.
Да. Обидно. До чертиков. Но… чтоб изменить мир, начинать нужно с себя, и в следующий раз переходящее знамя красоты и соблазна попадет к кому надо. Впрочем… а надо ли такое оно конкретному кому надо?
Оставив вопрос нерешенным, я шагнул к дивану. Меня догнал Гарун:
— Все хорошо?
— Чудесно.
Когда с кем-то дружишь, внимания на национальность не обращаешь. Даже вопросом таким не задаешься, удивляясь, когда посторонний начинает выискивать проблему. Нет здесь проблемы. Будь человеком, живи по совести, и наплевать, что написано в анкете или какого цвета кожа. Мы с приятелем доказывали это примером. К сожалению, кроме совести у людей имелись родственники, а в их присутствии однозначные понятия вдруг становились расплывчатыми. Мне в таких случаях было проще, чем Гаруну, которому приходилось изворачиваться, как червю на крючке.
— Не принимай близко к сердцу, — сказал приятель. — Султану нравится Настя, а ты ему карты путаешь.
— Я?! Чем?
— Хотя бы тем, что тебя она не боится.
Я поглядел на танцевавшую парочку. Настя со смешками отбивалась от бесстыдно гулявших по ней волосатых щупалец, в глазах вместе с весельем мелькал легкий страх. Словно она укрощала необъезженного жеребца.
— А он пробовал меньше распускать руки? — буркнул я.
— Некоторым девчонкам это нравится.
— Мне казалось, что Настя интересует тебя.
— Интересовала, но на стороне роскошный вариант наклевывается, и сокурсницы лишь отвлекают. — Гарун огляделся. — Хочешь, еще с кем-нибудь познакомлю?