Выбрать главу

Признаться, иногда он недоумевал так же, как и подруга: что привязало к нему эту высокую красавицу? Познакомились они совершенно случайно, в ночном клубе, куда пригласил его приехавший в гости из Штатов однокашник.

Воспоминания о первых месяцах их романа снова растянули его губы в улыбке. Не то чтобы Лана принадлежала к недоброй памяти породе хищных вымогательниц, но как-то она не представляла, что на свидание можно пойти куда-нибудь, кроме как в место, где от нулей бежит по спине холодок.

Он тогда занимался термоядерным синтезом, для иностранцев могу пояснить: у "Токомака" зарплаты платят баснословные, то есть питаться будешь в основном баснями о повышении ставок и Соросовских стипендиях. Подрабатывал Игорь, сооружая базы данных.

Лана из-за места их знакомства и чрезвычайной живописности его комнаты в родительской квартире, заваленной пеплом, дискетами и книгами, со старенькой "писишкой" в углу, принимала Игоря за слегка шизанутого, но высокооплачиваемого компьютерного маньяка. На мысль о некоторой невменяемости Игоря ее навела странная бедность его гардероба, а окончательно она в этом убедилась, когда он, слегка выпив, начал читать ей стихи, что было приятно, но, согласитесь, явно ненормально.

Продолжаться так долго не могло, и, разумеется, пришел тот день, когда он, упершись взглядом в пол, содрогаясь от стыда и страха, сознался, что у него ни копейки и никуда они сегодня не пойдут.

Однако Лана не только его не бросила, но даже, более того, стала на каждое приглашение отвечать испуганным взглядом: а не останется ли он назавтра без сигарет?

Но все-таки настало время, когда из "Токомака" деньги вовсе капать перестали, да и на ниве компьютерного обеспечения не подворачивалось ничего путного. Тут очень кстати его пригласил в первую поездку один приятель, подающий большие надежды миколог. Таким обычным и даже банальным образом влился Игорь в армию челноков.

Челнок, кстати говоря, вышел из него, как это ни удивительно, оборотистый и удачливый.

Если вы захотите узнать мое мнение и спросите, чего же хотела Лана, я отвечу:

да, хотела, причем безусловно. Хотела теплым весенним вечером, когда стайка девиц с бесконечными ногами, сидя за столиками открытого кафе на Невском, потягивают мартини и вдыхают насыщенный сиренью воздух через фильтр дорогих сигарет, со свистом притормозить шикарную двудверную повозку с трехлучевой звездой на капоте. Хотела, весело выпорхнув из нее, начать мазать щеки диоровской помадой.

Но так же безусловно хотела Лана, чтобы платил за это именно он.

Попивая кофе и листая цветастый Ланин журнал, Игорь провел те томительные в своей бездарности часы, когда лопнули уже нити, связывающие человека с домом, а дорога не вступила еще в свои права.

Наконец, глянув на часы, он прошел в комнату, потом, нацепив подсумок с деньгами и документами, нагнулся над женой и, чмокнув ее в щеку, отправился к выходу. В последний момент он вернулся на кухню и, пососав секунду ручку, набросал в блокноте, валявшемся у телефона: "С добрым утром! Люблю, хочу, скучаю..."

Надев старый жуткий пуховик и такие же сапоги, он глянул на себя в зеркало:

"Мдааа... видок-то кошмарный, ну да ладно, чай, не на бал - в Китай".

***

Такси мягко шелестело вдоль тревожных фонарей, раздвигая широту проспектов большого города, горько и остро пахнущего февралем, был час блядей и поэтов, час, когда замирает промерзший до костей город.

Весна, весна, изматывая неторопливостью поступи, приближалась к городу. Осталось совсем недолго, совсем чуть-чуть - и она придет, и почернеют сугробы, и птицы закружат свою галдящую карусель, и снова проснется, дуя на озябшие руки, надежда, и настанет четвертый их с Ланой год, и он перестанет неотвязно думать о подонках в дорогих машинах.

Осталось совсем недолго, только уехать и вернуться.

Почти пуст был светивший сквозь немытые стекла аэропорт, лишь испуганно дремали в креслах редкие пассажиры немногочисленных ночных рейсов да неторопливо прогуливались жгучие брюнеты с колючими щеками, оживленно перекликаясь на языках тюркской группы.

Все малоопытные пассажиры самолетов страдают особой формой мании преследования:

боясь опоздать на свой рейс, эти несчастные приезжают в аэропорт за час до начала регистрации, нервно подпрыгивают в креслах и вслушиваются в объявления диктора, потом они сломя голову несутся к стойке, размахивая тяжелыми чемоданами, и, собрав из себе подобных длиннющий хвост, деловито толкаются. В результате они, уставшие и довольные, полтора часа сидят в накопителе, испепеляя завистливым взглядом людей опытных, пришедших в последний момент, когда унылая девушка в голубом одиноко скучает у стойки регистрации.

Игорек, налетавший по скромным подсчетам часов пятьсот, был вальяжен и многоопытен. Дикторские причитания о регистрации, заканчивающейся и даже закончившейся, вызывали у него только презрительную улыбку. Он, конечно же, был превосходно знаком со всеми несложными аэрофлотовскими уловками.

Сегодня, впрочем, он от безделья приехал за добрых полчаса до конца регистрации.

Войдя в здание, Игорь сразу же отправился на второй этаж, единственное место, где в нашем аэропорту работают ночью кафе, и даже сразу два. В одном, щедро разукрашенном заморскими рекламами, цветастыми этикетками и другой сверкающей дребеденью, торгуют колой, аппетитной пиццей, хот-догами и прочими гамбургерами, в другом, даже не в кафе, а скорее точке общепита, предлагают вялые сосиски, сомнительные чебуреки и шницель, вызывающий болезненные воспоминания.

В этой борьбе общественных укладов, в извечном столкновении с западным, красивым, но не родным, войне прошлого и будущего Игорь, как всякий патриот, мужественно и без колебаний принял сторону первого: в буфете торговали пивом.

За грязным столиком уже сидело трое коллег по предстоящему путешествию.

Во-первых, Леша, мужик лет сорока, бывший таксист. Во-вторых, Андрей, или, как звали его гораздо чаще, Буба, уже упомянутый выше миколог, умудряющийся между поездками и торговлей писать в своем институте диссертацию, и, наконец, второй Андрей, он же Фил, студент-расстрига, бросивший года три назад университет.