Теперь, когда тетя Лизи в другой секте, в которой совершенно все равно, ешь ты сосиски или нет, она жалеет, что с мясником так получилось. Иногда она мечтательно говорит: «А Франц-то был хорошим парнем!»
Только вот мясник четыре месяца назад женился на другой даме, она тоже продавщица мяса. Небось, решил, что такая общность – лучшая основа для совместной жизни. Правда, если верить Лизи, он глубоко заблуждался. Франц ужасно несчастлив с новой женой. И тоскует по Лизи. Но просто взять и развестись не может, потому что заключил мудреный брачный контракт. Продавщица мяса его околпачила и закабалила. Если он теперь разведется, добра у него останется меньше, чем было до свадьбы.
А моя мама вышла замуж совсем юной и против воли бабушки. Бабушка хотела, чтобы она сначала закончила университет и уж потом думала о мужчинах. Но мама считала, что учиться можно и будучи замужем. Только в ее случае это не проканало. Все четыре года после свадьбы мама только и делала, что занималась двумя маленькими дочерьми, готовкой, глажкой и уборкой. И ей это до смерти надоело.
Почти каждый день – как рассказывает тетя Фея – мама и ее муж жутко скандалили, и бабушка каждый раз в этом скандале участвовала – на стороне дочери, конечно. А тетя Труди и тетя Лизи бабушку поддерживали. В общем, жуткие вещи творились! Когда Андреа исполнилось четыре, а Дорис два, мама вернулась в университет и стала каждый день ходить на лекции. Дочек она отдала в детский сад. Ее мужу это страшно не понравилось.
Ссоры стали еще ужаснее. В разгар одной из них он запустил в маму тяжеленной латунной пепельницей, пепельница угодила маме в ключицу и сломала ее.
Тогда бабушка заорала на него:
– Вон из моего дома, немедленно!
А тети сложили все пожитки маминого мужа в большой чемодан и поставили к его ногам. Мамин муж прорычал:
– Решай, на чьей ты стороне!
Мама решила, что точно не на его.
И он ушел, а мама осталась.
Через какое-то время он эмигрировал в Америку. Иногда мои сестры получают от него открытки. Алиментов он не платит. Мама, конечно, могла бы подать в суд, но, во-первых, это трудно, когда кто-то живет за границей, а во-вторых, говорит мама, у нее есть гордость и его деньги ей не нужны. Она вполне независима.
А сам я – «дитя любви», как утверждает тетя Фея. Когда мама закончила учебу – она выучилась на юриста, – то пошла работать в адвокатскую контору.
И никому не рассказывала, чем же она занимается в свободное время, – опять же со слов тети Феи. Только в один прекрасный день объявила матери, тете и сестрам, что ждет ребенка. На вопрос, от кого ребенок, мама ответила:
– Не имеет никакого значения! Это мой ребенок! И я хочу его родить!
Тете Фее мамин ответ кажется таким невозможно прекрасным, что у нее до сих пор глаза на мокром месте, когда она про него вспоминает. Ты можешь этим гордиться, говорит она.
И еще кое о чем надо упомянуть, если рассказывать о нашей семье. Бабушка до сих пор продолжает дело прадедушки – держит магазин нижнего белья. Правда, особой прибыли он не приносит. Тетя Труди работает в какой-то фирме руководителем отдела. У тети Лизи – косметический салон. Но и на нем много не заработаешь. А мои сестры учатся. Дорис будет учительницей математики. Андреа идет по маминым стопам и учится на юридическом. И если бы у нас не было тети Феи, мы бы финансово загнулись, потому что тетя Фея получила в наследство от прадедушки три доходных дома. Она сдает квартиры, и денег у нее всегда полная кубышка. И часть их она с удовольствием тратит на нас.
Глава 3
В которой я подслушиваю разговор, заставляющий меня залезть в энциклопедию, и в результате прописываю себе длительный отдых для раздумий в тишине и покое
После гневной отповеди Дорис мне уже не захотелось возвращаться в гостиную к семейству. Я отправился на кухню, намазал себе четыре бутерброда с салом и сделал чаю. И удалился с бутербродами и чайником к себе в комнату. Я поставил играть «Девяносто девять воздушных шаров» и запер дверь, чтобы никто не проник в мои владения и не прикрутил громкость до «умеренной».
Я долго сидел за письменным столом и мастерил из своих объявлений кораблики и самолетики. В голове было совсем пусто. Время от времени я вспоминал о завтрашней контрольной по математике, но поскольку был совершенно уверен, что за один вечер Дорис не сможет вложить в мою голову знания, которые на протяжении недель оставались для меня темным лесом, то и не стал просить ее о помощи.
Пару раз на ум приходили кино и Солянка, и ее рука, которую она пристраивала то тут, то там на моем теле. И вспомнилась пара ее дебильных замечаний о фильме. Дело ведь даже не в том, что Улли мне не нравится внешне. Меня выводит из себя то, какая она внутренне. Все, о чем Солянка радуется и горюет, что за чушь она с умной миной выдает, какие заявления из себя исторгает – от этого просто волосы дыбом на голове встают! Ума у нее ни на грош!