Он стал начальником военно-воздушных сил округа, куда входил Тарту. Герта продолжала там учиться. Она ведь и эстонский язык знала. Родила дочку, и он говорил: «Вот всё моё счастье: жена и дочь. Для вас я живу. Никому вас не отдам». А однажды высказался ужасно, и она об этом рассказала стукачке: «Если дойдёт дело — Алёнушку под мышку, и — любой самолёт. Швеция близко». И стукачка поимела совесть. Алёнушке было полтора года, и они уже «завязали» второго ребёнка — Володьку. Герта начала понемногу успокаиваться. Кончила аспирантуру и поехала в Ленинград защищать диссертацию. Оппоненты заняли места, она вышла на кафедру, и в этот момент: «Извините, можно вас на минуточку?» В кабинете ректора её ждали: «Пожалуйте с нами». Привезли в Большой дом, и тут началось. В Ленинграде в это время «физические меры воздействия» очень даже применялись. Выбили из неё Володьку. И продолжали таскать на допросы. Собственно, от неё не требовали никаких признаний в шпионаже. Шпионажем для них было уже то, что она переводила немецкие сводки для шведской газеты. За всё, что появилось в газете антисоветского, она несла ответственность. Били просто так — может, ещё что-нибудь расскажет. После суда дали свидание. Мог прийти только один человек, и мать уступила это право мужу.
Командование требовало, чтобы он от неё отказался. Ему говорили: «К тебе мы ничего не имеем: понятное дело: авантюристка, шпионка окрутила простого советского парня». Он отвечал: «Она не шпионка». «Как ты можешь знать?» «Я про свою жену всё знаю». «Как ты можешь верить шпионке?» «Она не шпионка. Она моя жена». Его долго уговаривали, ничего не добились. Демобилизовали, лишили всех чинов, и он пошёл работать гражданским лётчиком на трассу Якутск-Новосибирск. Зарабатывал хорошо.
А свидание прошло так. Он стоял в кабинете следователя, смотрел в окно и ждал. Открылась дверь, её ввели, он скользнул взглядом и спросил надзирательницу: «Когда же приведут мою жену?» Герта к нему бросилась: «Миша, ты не узнал меня?» Он отшатнулся: Вид у неё был ужасный. Она из тех женщин, которые хорошо выглядят, если ухожены. А тут — волосы заплетены в две жалкие косицы, сама сгорбленная. Потом он овладел собой. Свидание было коротким. Она успела ему сказать: «Миша, я от тебя ничего не скрыла». Он ответил: «Я тебе верю. Как Володька?» «Володьки не будет». Так они расстались.
Мать взяла ребёнка, уехала в Алма-Ату к старшей дочери. Муж посылал матери много денег на ребёнка и посылки Герте. Посылки спасли ей жизнь: была она очень болезненной и откупалась посылками от работы. Однажды показала мне письмо от сестры: «Миша — это какая-то Пенелопа в штанах. Весь год работает, а каждый отпуск проводит с нами.» Это было уже на восьмом году её заключения.
В последнее время она, в основном, лежала в Центральной больнице. В 1955 её сактировали по инвалидности и освободили. Она уехала с мужем на несколько месяцев в Крым. Оттуда посылала мне фотографии, писала, как счастлива с Мишей, какой он замечательный человек. Она решила родить ему второго ребёнка, хотя врачи очень не советовали. В общем — полное счастье. Увиделись мы снова в 1961 году в эстонском городе Пярну, где я жила летом с внуком, и отпраздновали наше освобождение. Там, в Пярну, Миша встретил товарища, с которым начинал службу. Товарищ за эти годы стал генералом. Миша описывал нам, как тот живёт. Я говорю: «Вот какую цену вы заплатили за свою жену». «Не считаю, что заплатил слишком дорого». «Но на что вы рассчитывали? О чём думали, когда узнали, что ей дали 25 лет?» «Ни о чём не думал. Ведь она — моя жена. А жена — это навеки, навсегда». «И вы бы ждали её 25 лет?» «А как же иначе?».
Реабилитировали её через много лет. Но не нужна ей была реабилитация. Она не работала: он всегда прокормит. И за ребёнком маленьким он ухаживал. Но почему-то некоторых людей жизнь бьёт непрерывно. Хорошо, что у них родилась вторая дочь. Старшая заболела раком и умерла. А он, такой всегда здоровый человек, в 50 лет перенёс тяжёлый инсульт и после него не оправился. Пришлось ей пойти работать. Очень тяжело ей теперь живётся. Но когда они в последний раз приезжали ко мне в Москву, она рассказала, как они отметили окончание её 25-летнего срока. Уже после инсульта, уже не тот, что прежде, он ей сказал: «Сейчас бы я стоял у вахты лагеря и ждал свою старушку». Он бы дождался, но она наверняка бы не выдержала.