Выбрать главу

— Паршивая жизнь, — услышал я слова Стива Симпсона.

— Выпью за это, — сказал я. И тут же понял, что они с Гвен опять, теперь уже вместе с Джоан, жаловались на тяжелую врачебную жизнь.

— Как вы развлекаетесь, Джо? — спросил я. И подумал: — Боже, надеюсь, она не решит, будто это намек на приглашение пойти со мной куда-нибудь.

— Ложусь спать, — ответила она.

— Правда?

— Не могу удержаться, — продолжала она. — Я прихожу домой в таком изнеможении, что валюсь и сплю двадцать часов подряд.

— Ясно.

Возникла пауза. Кто теперь подхватит нить разговора и попытается протянуть ее дальше? Мы сидели в молчании, которое казалось вечностью. До тех пор, пока Гвен не пригласила нас к обеду.

Совершенно искренне могу сказать, что хотя Гвен Симпсон — прелестное существо, кулинарными талантами она не одарена. Даже когда Гвен просто кипятит воду, та может на вкус оказаться подгоревшей. Сегодняшний вечер не был исключением. Можно даже утверждать, что на сей раз она превзошла саму себя. Но я все же ел. Лишь бы не разговаривать. На случай, если мне станет плохо с желудком, здесь по крайней мере находилось два врача.

Вечер шел своим чередом. Мы смаковали сырный пирог, который, честное слово, имел вкус обгорелого древесного угля, когда Джоанна произнесла: «Оливер!»

Благодаря своему опыту перекрестных допросов я прореагировал быстро.

— Да?

— Вы любите оперу?

Черт возьми, что за хитрый вопрос, подумал я про себя, торопливо соображая, что ей от меня надо. Будет ли она говорить о таких операх, как «Богема» или «Травиата», произведениях, героини которых, по случайному совпадению, в финале умирают? Просто, чтобы предложить мне катарсис? Нет, она не может быть настолько бестактной. Но, как бы то ни было, все притихли, ожидая моего ответа.

— О, я ничего не имею против оперы, — ответил я, и, умело прикрывая все уязвимые места, добавил: — Я просто не очень увлекаюсь итальянскими, французскими или немецкими.

— Прекрасно, — невозмутимо сказала она. Неужели предполагается китайская опера?

— Во вторник вечером Феррит поет в опере Перселла.

Будь я проклят, я забыл исключить англичан! Теперь, наверное, я влип и мне придется вести ее на какую-нибудь ужасную английскую оперу.

— Шейла Меррит — лучшее сопрано в этом году, — сказал Стивен Симпсон. Это было уже двойное нападение.

— И она поет в опере «Дидона и Эней», — добавила Гвен, и нападение стало уже тройным. (Дидона — очередная девица, которая умирает из-за того, что парень, с которым она встречалась, оказался эгоистичным мерзавцем.)

— Звучит замечательно, — сказал я, капитулируя.

Внутренне я проклинал и Стива и Гвен, а больше всего Шато-Линч-Баж — ведь это оно ослабило мое первоначальное намерение объявить, что от любой музыки мне делается тошно.

— О, я очень рада, — сказала Джоанна. — У меня два билета…

A-а, вот оно начинается.

— … но мы со Стивом оба дежурим. Я надеялась, что вы с Гвен воспользуетесь этими билетами.

— Гвен получит большое удовольствие, Оливер, — сказал Стив, причем в тоне его голоса звучал намек на то, что его жена заслужила это развлечение.

— Звучит заманчиво, — сказал я. Потом, осознав, что мне следует проявить больше энтузиазма, обратился к Джоанне: — Большое спасибо.

— Я рада, что вы можете пойти, — сказала она. — Пожалуйста, скажите моим родителям, что вы меня видели и я еще жива.

Что это значит? Я внутренне съежился, вообразив, что мне предстоит сидеть рядом с агрессивной («Вам нравится моя дочь?») мамашей Джоанны Стайн.

— Они в струнных, — сказала она и поспешно вышла вместе со Стивом.

Оставшись наедине с Гвен, я решил наказать себя за свое нелепое поведение. И попытался прожевать еще один кусок горелого пирога.

— Где, черт возьми, находятся струнные? — спросил я у Гвен.

— Обычно направо от духовых. Мать Джоанны играет на скрипке, а отец — виолончелист в Нью-Йоркской Городской опере.

— Ясно, — сказал я и откусил еще кусок.

Наступила пауза.

— Неужели встреча с Джо в самом деле была такой мучительной? — спросила Гвен.

Я взглянул на нее.

И ответил: «Да».

5

Когда меня положат…

Так начинается песня, которая была хитом в 1689 году. Проблема английской оперы в том, что иногда можно разобрать слова.