Итак, яд мог по-разному помогать в военном деле. Он становился полезным во время трудных или неумело осуществлявшихся кампаний. С ядовитым порошком вначале путали порох, но в конце концов разобрались в этом вопросе. Сегодня мало кто знает, что в прежние времена именно эта путаница заставляла некоторые правительства запрещать огнестрельное оружие. Его использование повинуется другой логике.
Яд вместо боя: от паллиатива nequitia (нерадивости) к прочно установившейся практикеВ противостоянии держав яд использовался довольно часто, и роль его была заметна. С его помощью ускоряли ход сражений или осады, а иногда просто избегали прямого военного столкновения, результат которого мог оказаться нежелательным. Отравляющее вещество выступало заменой или паллиативом боя и могло употребляться как однократно, так и систематически.
0 некоторых методах, употребляемых от случая к случаюВ 1304 г. фламандцы опасались, что французы предпримут экспедицию, чтобы взять реванш за разгром при Куртре 11 июля 1302 г. Подвидом бродяжки они подослали к брату Филиппа Карлуде Валуа, одному из французских военачальников, отравительницу и колдунью, которую, впрочем, успели разоблачить до того, как она совершила злодеяние. В 1349 г. отравили графа Гюнтера де Нассау, возможно, по наущению императора, поскольку графа считали слишком опасным в военных делах. Такое физическое уничтожение мощного врага демонстрировало беспомощность. Случалось, что слабому участнику конфликта выгоднее было проявлять nequitia, т. е. уклоняться от прямых столкновений, и действовать хитростью: обезглавить и тем самым парализовать противника до того, как он нанесет удар.
Тем более не должна удивлять замена боевого столкновения ядом в Италии. Там вообще предпочитали экономить военные усилия, и бывало, что руководивших наемными подразделениями кондотьеров обвиняли в «договорных битвах». В 1264 г. Папа Урбан IV предостерегал Карла Анжуйского от происков его соперникаМанфреда, претендовавшего на королевство Сицилию. Понтифик сообщал, что Манфред послал к нему убийц, снабдив их пятьюдесятью видами яда.
В 1382 г. имел место еще более показательный случай. Людовик Анжуйский, стремившийся завоевать Неаполитанское королевство, столкнулся с соперником — Карло Дураццо, желавшим заполучить тот же самый трон. Последний чувствовал себя уязвимым на поле боя, но сделал вид, что готов к военному столкновению, и послал Людовику Анжуйскому вызов по всей форме. На самом деле посланнику Дураццо поручалось отравить Людовика ядовитым копьем. Согласно «Хронике монаха из Сен-Дени», смертоносны были не только прикосновение к копью, но даже и взгляд на него. Злодейский замысел не удался, потому что союзник Валуа граф де Потенца хорошо знал хитрости «сицилийцев». Однако когда в 1384 г. принц Людовик умер, находясь в Италии, многие приписали это событие отравлению. Неаполитанцы и позже охотно пользовались ядом. В июне 1478 г. некоего монаха подозревали в попытке отравления венецианских колодцев по заказу короля Неаполитанского. А Коммин рассказывал о другой попытке, имевшей место, по-видимому, в 1493 г. и также с неаполитанским участием. Герцог Калабрии (будущий Альфонс 11 Неаполитанский), являясь союзником Феррары, враждебной наземной экспансии Венеции, послал в этот город человека со специальным поручением отравить водоемы, во всяком случае доступные, потому что многие стояли запертыми на ключ.
К яду иногда обращались, чтобы компенсировать свое поражение. Во время первой итальянской войны, в которой Карл VIII стремился овладеть троном Неаполя, противник оставался верен своим методам. Французское войско постоянно преследовали сторонники терпевшей поражения армии противника, которые заражали или портили продовольствие. К муке подмешивался гипс по восточной технологии XII в., вино, а также вода в колодцах и источниках заражались. Наконец, по мнению Брантома, преждевременная смерть сына Людовика XI последовала в результате превентивного применения «итальянского букона». Как раз в это время Карл VIII планировал новый военный поход. Это обвинение сделано Брантомом через несколько десятилетий после события и не соответствует действительности. Однако в нем выразилось вполне — определенное видение международных отношений.