Выбрать главу

Увы, для многих евреев оказалось уже слишком поздно. Вести в XIV столетии доходили медленно. Несмотря на все усилия, произошло 350 избиений, более 200 еврейских общин стали жертвами полного уничтожения. Но осуждать Климента за это невозможно. Напротив, стоит помнить, что он стал первым в истории папой, который принял активные меры в защиту еврейского населения, где бы оно ни проживало. Это стало наиболее великодушным и мужественным шагом в его жизни — пример, которому не помешало бы последовать многим его преемникам.

* * *

В попытке оживить свалившуюся в штопор римскую экономику папа Климент объявил 1350 год юбилейным, однако успеха это не принесло. Явившихся в Рим паломников шокировали всеобщие упадок и разложение. Город, где папа теперь отсутствовал уже почти полстолетия, выглядел как никогда печально. Был момент, когда римляне, казалось, могли вернуть себе самоуважение — это случилось в 1344 году, когда Кола ди Риенцо, сын римской прачки, которому выпало стать гением демагогии, затеял яростную кампанию против местной аристократии, возбуждая воображение народа напоминаниями о былом величии города и пророчествами о возрождении его славы. Он добился такого успеха, что три года спустя его облекли на Капитолии званием трибуна и дали ему неограниченные полномочия диктатора; затем, созвав «национальное» собрание, он торжественно даровал римское гражданство жителям всех городов Италии и объявил о намерении организовать выборы итальянского императора, предположительно имея в виду себя самого.

Однако призывы к единству Италии, исходили они от германских князей или римского агитатора, в любом случае были обречены на провал. Диктаторские полномочия, столь легко доставшиеся Кола, вскружили ему голову. Он устроил себе резиденцию в том, что осталось от Латеранского дворца; принял титул «рыцаря — кандидата[169] Святого Духа»; совершил ритуальное омовение в порфировой ванне, в которой, как считалось, папа Сильвестр крестил Константина Великого[170]; наконец, как сообщают, его увенчали шестью отдельными коронами. И неудивительно, что в 1347 году римская толпа обратилась против Кола ди Риенцо и вынудила его уйти в изгнание. Отлученный от церкви папским легатом, трибун поначалу нашел убежище у fraticelli; затем в 1350 году он перебрался в Прагу, ища поддержки германского короля Карла IV. Здесь, однако, Кола допустил серьезную ошибку: когда Карл увидел его, то счел, что это сумасшедший, отправил на два года в заключение, а затем передал в руки папы. Климент, не имевший прежде возможности должным образом препятствовать Кола, устроил над ним процесс по обвинению в ереси, однако втайне подготовил его оправдание.

Когда в декабре 1352 года папа Климент скончался в возрасте шестидесяти одного года, Кола ди Риенцо все еще томился в заключении в Авиньоне. В следующем году он предстал перед судом, на котором его не признали виновным. Затем в 1354 году преемник Климента Иннокентий VI (1352-1362), который мечтал о возвращении курии в Рим, задумался об отправке Кола обратно в ранге сенатора, считая, что тот сумеет помочь его викарию-генералу испанскому кардиналу Гиль Альваресу Каррильо де Альборносу подготовить все необходимое — восстановить авторитет папы в городе, возглавить оппозицию враждебной аристократии и склонить настроения масс в пользу дела папы. Соответственно Кола возвратился на сцену своих былых триумфов, где встретил сдержанный прием, и его прежние чары утратили свою силу. Толпа, переменчивая, как всегда, выступила против него. Напрасно он поднимался на балкон Капитолия, облаченный в сверкающие доспехи, неся над собой знамя Рима; над ним лишь смеялись еще громче. Переодевшись в лохмотья нищего, он попытался бежать, однако золотые браслеты, блестевшие сквозь рубище, выдали его. Через несколько минут тело Кола было подвешено за ноги на городской площади — мрачная судьба, аналогично настигшая в середине XX века его наиболее удачливого подражателя — Бенито Муссолини.

вернуться

169

Имеется в виду буквальный смысл этого латинского слова, т.е. «одетый в белое». — Примеч. пер.

вернуться

170

На самом деле Константина крестили в Никомедии, когда он уже лежал на смертном одре. См. главу вторую. — Примеч. пер.