В августе началась эпидемия. Достаточно странно, но греки оказались не восприимчивы к болезни — император, во всяком случае, уехал из Феррары на основную часть времени, отдав дань своему увлечению охотой, однако высокая смертность наблюдалась среди латинских делегатов и в городе в целом. Тем временем латиняне все больше раздражались на гостей. Греки тоже начинали терять терпение. Они уже провели вне дома большую часть года и так ничего и не достигли. У многих из них осталось мало денег, а папские субсидии становились все менее регулярными.
Наконец, к этому времени стало ясно, что никто из европейских правителей не испытывает желания показываться здесь, так что не было больше смысла ждать их еще. Все вздохнули с облегчением, когда 8 октября началось обсуждение серьезных вопросов. Первые три месяца они занимались почти исключительно пунктом ofilioque — достаточно сложная проблема, сыгравшая немалую роль в расколе церквей четырьмя столетиями ранее[184], а теперь осложнившаяся еще и из-за лингвистических трудностей. Лишь немногие делегаты говорили на каком-то другом языке, кроме своего родного[185], а квалифицированные переводчики отсутствовали. Заседания завершились 13 декабря, без принятия какого-либо соглашения.
В этот момент папа сумел убедить делегатов перебраться во Флоренцию. Он ссылался на то, что в Ферраре по-прежнему продолжалась эпидемия, но истинные причины почти наверняка коренились в финансовых вопросах: собор заседал уже восемь месяцев, и конца его не предвиделось, и это наносило все более серьезный ущерб папской казне. Во Флоренции же, с другой стороны, как можно было надеяться, Медичи помогли бы преодолеть эти затруднения. Однако переезд во Флоренцию давал и другие преимущества. Когда в конце февраля 1439 года заседания собора возобновились, греки, усталые, озабоченные, истосковавшиеся по дому и, что весьма вероятно, изголодавшиеся, похоже, были готовы к компромиссу куда более, нежели в предыдущем году В конце марта они согласились с тем, что латинская формула, согласно которой Святой Дух исходит от Бога Отца и Бога Сына, означает то же самое, что и греческая формула, Святой Дух исходит от Отца через Сына. Вскоре после этого прорыва патриарх Иосиф наконец умер; как недоброжелательно заметил один наблюдатель, что ему еще оставалось делать после случившегося?
С урегулированием вопроса о filioque другие важные проблемы стали решаться достаточно быстро. Греки не одобряли католического учения о чистилище и употреблении опресноков при евхаристии. Они также сетовали по поводу латинской практики давать причастие хлебом и вином[186] мирянам и запрета жениться белому духовенству. Однако по поводу всего этого настоящей борьбы не последовало. Вопрос о папской супрематии мог бы в другое время вызвать трудности, но со времен Базельского собора он стал довольно деликатным предметом и о нем старались говорить как можно меньше. Во многом благодаря усилиям самого императора, который пустил в ход все свое красноречие, а равно и угрозы, чтобы добиться согласия своих подданных, по всем важнейшим пунктам соглашение было достигнуто, и в воскресенье 5 июля 1439 года Акт об унии, который являл собой немногим более чем декларацию позиции латинян, если не считать одной или двух уступок, разрешавших следовать греческому обычаю, подписали православные епископы и настоятели за исключением митрополита Эфесского, который выразил свое категорическое несогласие, однако Иоанн не позволил ему использовать свое право вето. Затем свои подписи поставили латиняне, а на следующий день об унии было принародно объявлено в кафедральном соборе Флоренции. Сначала его прочитал на латинском языке кардинал Чезарини, а затем на греческом митрополит Никейский Виссарион. Латинская версия начинается со слов «Laetentur coeli!» («Да возрадуются небеса!»); но небеса, как вскоре стало ясно, увидели мало причин для радости.
Папа Евгений одержал большую победу. По крайней мере на бумаге он вернул православную церковь в лоно церкви римской[187]. Делая это, он утверждал свою личную супрематию. Радикальные сторонники Базельского собора пребывали в неописуемой ярости. Сначала они приостановили полномочия Евгения, потом низложили его, а затем наконец, 5 ноября 1439 года, избрали антипапу — герцога Амадея VIII Савойского, который стал в этом смысле совершенно неожиданной фигурой. Амадей был глубоко верующим мирянином, основателем (и одним из членов) ордена рыцарей-отшельников на Женевском озере. Он принял папский сан с величайшей неохотой, взяв имя Феликса V (1439-1449); однако вскоре у него появились причины пожалеть о своем решении, поскольку никто не воспринимал его всерьез. Собор же добился только того, что выставил себя на посмешище. С этого момента делегаты начали постепенно разъезжаться, хотя еще время от времени заседали до 1449 года.
185
В действительности делегаты собора из католических стран, помимо родного, владели также латинским. —
186
Автор путает: до постановления Второго Ватиканского собора (1962-1965) причащение мирян в католической церкви было под одним видом (т.е. только хлебом), а священнослужителей под двумя (и хлебом, и вином); греки никак не могли сетовать на причащение под двумя видами, поскольку так всегда делалось в греческой (православной) церкви. —
187
Никто на Западе не мог предвидеть, что ко времени возвращения императора в Константинополь в феврале 1440 года «Laetentur coeli!» станет мертвой грамотой, отвергнутой тремя оставшимися в живых патриархами, те, кто подписал его, подвергнутся осуждению как предатели веры, самих их будут поносить по всей столице, а кое-кого из них даже изобьют.