Сикст обременил папство огромными долгами, да и Иннокентий не отличался бережливостью. Итак, несмотря на продолжавшуюся продажу индульгенций, должностей и титулов, он, несомненно, попал бы в отчаянное финансовое положение, если бы не внезапный доход, пришедший из совершенно неожиданного источника, из Османской империи. После кончины османского султана старший сын, дабы избежать каких бы то ни было споров о престолонаследии, обычно тут же подвергал всех своих братьев удушению. Но когда Мехмед II, завоеватель Константинополя, скончался в 1481 году, его сын и наследник Баязид необъяснимым образом не смог расправиться с младшим братом Джемом[202], также претендовавшим на трон. Но тот потерпел неудачу и бежал, чтобы спасти свою жизнь, найдя убежище на Родосе у рыцарей Святого Иоанна, чей Великий магистр Пьер д'Обюссон прославился успешной обороной острова от войск отца Джема, Мехмеда в 1480 году Д'Обюссон радушно принял его, но при этом вступил в тайное соглашение с султаном о том, что возьмет его под стражу за ежегодную выплату 40 000 дукатов. Вскоре, осознав, что Родос находится слишком близко к османским владениям, чтобы можно было чувствовать себя спокойно, он отправил Джема к одному из руководителей ордена во Франции. Там он оставался до 1489 года, когда папа Иннокентий принял его (турецкий беглец был, в конце концов, бесценным дипломатическим и политическим активом) в обмен на кардинальские шапки для д'Обюссона и протеже французского короля. Когда Джем прибыл в Рим, ему оказали блестящий прием, его сопровождал в Ватикан Франческетто, где ему и его свите предоставили роскошные апартаменты, и они предавались расточительным развлечениям.
Между тем субсидии продолжали выплачиваться, и в следующем году папа принял турецкого посла, который доставил ему 120 000 дукатов — это равнялось почти всему годовому доходу папского государства — на содержание принца в последующие три года. Он также привез в качестве подарка священную реликвию — копье, которым был прободен бок Христа во время распятия. Была построена особая капелла для него в соборе Святого Петра. Джем тем временем неплохо устроился при папском дворе, где появление группы мусульман в их кафтанах и тюрбанах резало глаз даже больше, чем игравшие в садах папские внуки.
К этому времени, однако, здоровье папы стало стремительно ухудшаться. Как говорится в недавней работе одного специалиста, «он почти все время спал, просыпаясь для того, чтобы обжираться столь же неумеренно, как Гаргантюа… Он стал очень тучным и все меньше двигался. К концу жизни Иннокентий мог питаться лишь несколькими каплями молока из груди молодой женщины. Когда ему показалось, что он умирает, для спасения его жизни пожертвовали жизнью трех молодых здоровых людей, чтобы добыть кровь для переливания (по иронии судьбы, эту попытку предпринял доктор-еврей). Молодым людям заплатили за их кровь по дукату каждому. Они погибли во время этой процедуры, и когда их тела начали коченеть, монеты пришлось вырвать из их сжатых ладоней».
Сам же Иннокентий VIII скончался 25 июля 1492 года, успев дожить до известия об окончательном изгнании мавров из Испании. Его понтификат был довольно бесцветным. Во время правления Иннокентия Рим, который всегда нуждался в том, чтобы кормило власти держала твердая рука, погрузился в пучину хаоса, и папское государство пребывало в состоянии, близком к анархии. На смертном одре он умолял кардиналов о прощении за его недостатки и повелел выбрать ему более достойного преемника.
К несчастью, они этого не сделали.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ.
Чудовища
(1492-1513)
Немногие годы в мировой истории оказались столь важными для нее, как 1492-й. Он начался с весьма драматического события — 2 января завершилось покорение Гранады, положившее конец королевству мавров и укрепившее власть Фердинанда и Изабеллы; в марте испанским евреям дали три месяца на то, чтобы они приняли христианство или покинули страну; в апреле на своей фамильной вилле в Кареджи умер Лоренцо Великолепный; в конце июля в Риме за ним последовал папа Иннокентий VIII; в начале августа Христофор Колумб отплыл, чтобы открыть Новый Свет, о чем он pi не подозревал.