И тем не менее собор создал прочную основу для обновления учения и духовной жизни церкви; она стала куда крепче, чем прежде, сосредоточив свои силы. Лишь благодаря Тридентскому собору распространение протестантизма наконец остановилось. Что же до самого факта его проведения, то здесь заслуга всецело принадлежит папе Павлу III с его прозорливостью и настойчивостью.
Если бы смерть унесла папу Павла в конце 1545 года, он, вероятно, умер бы счастливым человеком. К несчастью для него, это случилось еще через четыре года, и за это время он пережил личную трагедию. В сентябре 1547 года жители Пьяченцы подняли восстание против его сына Пьерлуиджи и убили его. Затем, желая избежать мести со стороны папы, они обратились к императору с просьбой принять их под его покровительство, и Карл даровал его. Очевидно, поскольку Пьяченца перешла под защиту последнего, она фактически оказывалась под его властью; сумей он воспользоваться открывшимися возможностями, он вскоре получил бы и Парму. Павел расценил случившееся как злоупотребление его доверием. Повинуясь первому побуждению, охваченный гневом, он восстановил власть Святого престола над Пармой — и тут же убедился, что сын Пьерлуиджи Оттавио отказался вернуть ее и что другой его внук, им самим назначенный кардиналом, принял сторону Оттавио. Последний находился вне его юрисдикции, кардиналу же повезло меньше. Когда он явился на зов папы, тот сорвал кардинальскую шапку с его головы и швырнул наземь. Но папе к тому времени шел восемьдесят второй год, и он не вынес столь сильных переживаний. Через несколько часов он скончался.
Поскольку Павел III умер в середине ноября, конклав для избрания его преемника собрался зимой. Несмотря на все трудности, которые пришлось претерпеть присутствовавшим, он продолжался почти три месяца. В XV веке конклавы посещались лишь теми членами Священной коллегии, кто входил в курию и, следовательно, жил в Риме; к XVI веку кардиналов начали созывать со всей Европы, что, однако, не означало, что товарищи дожидались их. В 1548 году поначалу в качестве главного претендента выступал англичанин Реджинальд Поул: в первом раунде он набрал двадцать пять голосов, тогда как для избрания требовалось двадцать восемь. Будь Поул готов к тому, чтобы лоббировать свои интересы, ему, возможно, удалось бы выиграть, но он повел себя по-иному. Поул не сделал ничего, чтобы убедить ксенофобов-итальянцев, по-прежнему считавших, что престол непременно должен занять кто-нибудь из них, и конклав по-прежнему пребывал в нерешительности, когда прибыли кардиналы-французы. Одна мысль о том, что папой может стать англичанин, привела их в ужас; они обвинили Поула в ереси и сумели отвратить от него нескольких его сторонников. Главный сторонник Поула, внук прежнего папы, кардинал Алессандро Фарнезе, предложил грандиозный ход в духе Макиавелли — провести проверку количества набранных голосов глухой ночью, когда большинство кардиналов уснет или перепьется и будет не слишком интересоваться происходящим. Но Поул опять-таки не согласился действовать подобным образом. Если, заявил он, ему суждено войти в Ватикан, он войдет через отворенные двери, а не как тать в ночи.
Этот конклав также стал единственным в истории, где имел место сознательный розыгрыш одного из участников. Жертвой стал кардинал Ипполито д'Эсте. Его брат уже успел оказаться в нелепом положении: его застигли, когда он карабкался по крыше Сикстинской капеллы, тщетно пытаясь узнать, что происходит. В то время кардинал, к несчастью для себя, оказался в неприятной ситуации: борода и волосы его стали выпадать целыми пучками. Очевидно, никто не сомневался, что он попросту лысел (почти наверняка так оно и было). Однако его друзья, сговорившись, недвусмысленно намекнули на то, что причиной является сифилис. В негодовании бедный д'Эсте попался в ловушку и возразил, что вел непорочную жизнь более года. После этого никто уже не рассматривал его как серьезного кандидата.
Наконец после обычных интриг французская и итальянская группировки договорились между собой (вопреки противодействию императора) и остановились на сравнительно малозначащей фигуре. Джованни Мария Чокки дель Монте, с того момента известный под именем Юлия III (1550-1555), знаток канонического права, тяжело пострадал при разграблении Рима за четверть века до описываемых событий[241]; на открытии Тридентского собора он исполнял роль сопредседателя. Однако он был более известен своей страстью к семнадцатилетнему мальчику по имени Инноченцо[242] (очевидно, оно не слишком подходило ему). Двумя годами ранее он подобрал его на улице в Парме; после интронизации он немедленно сделал его кардиналом.