«Я, Роберт, милостью Божией и святого Петра герцог Апулии и Калабрии и, если поможет Бог, будущий герцог Сицилии, буду отныне и впредь верен римско-католической церкви и тебе, папа Николай, мой повелитель. Никогда не стану я участвовать в заговорах или предприятиях, которые могут быть направлены на то, чтобы взять у тебя жизнь, ранить твое тело или лишить тебя свободы. И я не раскрою какому-либо человеку твоих тайн, которые ты можешь мне доверить, взяв с меня обещание молчать о них, чтобы это не нанесло тебе ущерба. Повсюду я должен выступать против твоих всех врагов, насколько хватит моих сил, в качестве союзника святой римской церкви, чтобы она могла сохранять и приобретать доходы и домены святого Петра. Я окажу тебе всю необходимую помощь, какую только сумею, чтобы ты смог со всеми почестями и без всякой опасности занимать престол в Риме. Что же касается владений святого Петра… я не буду свершать попыток вторгнуться в них или даже (sic) разорять их без того, чтобы дали на то свое соизволение ты или твои преемники, удостоенные почестей святого Петра…
Если ты или кто-то из твоих преемников оставите этот мир прежде меня, я обещаю, посоветовавшись с виднейшими из кардиналов, а также с клиром и народом Рима, приложить усилия к тому, чтобы папа Рима избирался и вводился в сан с почестями, подобающими святому Петру.
Да поможет мне Бог и его святые Евангелия».
Все присутствовавшие на церемонии могли быть удовлетворены тем, что они сделали. Однако никто не выразил этого. Римская аристократия удалилась в свои обветшавшие замки в гневе и страхе. Византийцы видели, что теряют последний шанс сохранить то, что еще оставалось от их итальянских владений. И в западной империи, лишившейся своих привилегий при избрании пап, оказавшейся перед лицом союза, чрезвычайно опасного как в военном, так и в политическом отношении, в довершение всего вынужденной в бессильной ярости наблюдать за тем, как огромные куски имперской территории спокойно раздаются шайке разбойников, реакцию на поведение Николая нетрудно представить. К счастью для Италии, Генрих IV был тогда еще ребенком. Случись это несколькими годами позднее, он не потерпел бы такого обращения. С тех пор имя этого папы демонстративно выпускали из молитв во всех имперских часовнях и церквах, а синод германских епископов дошел до того, что объявил все решения Николая недействительными, лишенными силы, а также о разрыве всяких отношений с ним. Мы не можем сказать, какова была бы его реакция; прежде чем папа узнал о ней, он умер во Флоренции.
Смерть Николая создала ситуацию еще более запутанную, чем обычно. Его избирательные реформы произвели тот самый эффект, против которого были направлены. Неизбежно была поставлена под вопрос преемственность, ибо как могла императрица-регентша принять кого-либо из избранных в Риме по каноническим правилам кандидатов, не подразумевая тем самым, что принимает новые правила? Кроме того, за престол святого Петра вели борьбу двое пап. Более прочными были, очевидно, позиции Ансельма, епископа Лукки, чье избрание папой под именем Александра II (1061-1073) кардиналами-епископами, которых возглавлял, как обычно, Гильдебранд, было в каноническом отношении безупречным. С другой стороны, его соперник, антипапа Гонорий II (1061-1064), выбранный Агнессой и поддержанный епископами Ломбардии, которые, как язвительно заметил святой Дамиан, больше годились рассуждать о женской красоте, нежели выбирать папу, имел влиятельных сторонников в Риме и достаточно денег, чтобы подпитывать их энтузиазм. Лишь с военной поддержкой со стороны Ричарда Капуанского (оказанной им по просьбе Гильдебранда уже во второй раз) Александр II смог вступить во владение своей епископией. Даже после этого Гонорий не сдался. В конце мая 1063 года, после того как Агнессу сместили и императорский совет высказался за его соперника, он даже сумел вновь захватить замок Святого Ангела и удерживать его несколько месяцев. И хотя его официально низложили в следующем году, он продолжал выдвигать свои претензии до самой смерти.
Учитывая, что Гильдебранд продолжал играть роль eminence grise[103], едва ли было неожиданностью, что союз папства с норманнами оставался прочным. В 1063 году папа Александр отправил знамя Роберту Гвискару и его брату Рожеру, сражавшемуся с сарацинами на Сицилии; а три года спустя он послал еще одно Вильгельму, герцогу Нормандскому, который сражался под ним в битве при Гастингсе. Он сделал максимум возможного для улаживания конфликта с Византией, отправив делегацию во главе с Петром из Ананьи в Константинополь. Но страсти на берегах Босфора раскалились слишком сильно, и после захвата Бари норманнами во главе с Робертом Гвискаром в 1071 году, что означало падение последнего бастиона византийского владычества в Южной Италии, шансы на урегулирование спорных вопросов стали еще меньше. Однако даже теперь отношения были во многом лучше, нежели со Священной Римской империей.