По-видимому, возвращается на корабль. Человеческий разум не способен умещать двух инопланетных моряков дольше нескольких секунд, а, если не брать в расчет неполноценные умы человекообразных созданий, других подходящих «жилищ» на планете нет.
В общем, Хемингуэй сказал следующее (а может, ему это приписывают): зачем жить, если не можешь нормально работать, наслаждаться едой, выпивкой и сексом? Это отчасти совпадает с тем, что говорила сестра девушки, и она польщена, что ее убеждения разделяет такая выдающаяся личность.
Получается, я косвенно дал понять, что тоже поддерживаю принцип «Секс — это все». А поскольку этот тезис идет вразрез с моими убеждениями, и я поспешно вношу коррективы.
— Секс играет важную роль в жизни человека, это естественно, — говорю я обеим сестрам. — Но совершенно не естественно, когда эту сторону жизни раздувают до небес и носят, как флаг, по улицам под крики «Аллилуйя!».
Тут я замечаю перед собой два бокала «Отвертки» и делаю паузу, чтобы прикончить их. Все вокруг начинает плыть, розовые светильники разгораются ярче… Небольшое пространство, в котором находимся мы с двумя сестрами, незаметно становится центром помещения, центром Земли, центром Вселенной. Есть только этот крошечный розовый атолл — все остальное, расплываясь, уходит куда-то в бесконечность, колышась, как тихо и бессмысленно бормочущее море. Сигнальная лампа в клиническом отделении моего разума напоследок вспыхивает и гаснет. Все вокруг замирает. Как будто время остановилось. Но, остановившись в одном смысле, оно продолжает неумолимо бежать в другом…
Сестры уставились на меня. «Длинные уши» придвинулись ближе. Но я не снижаю голос.
— Человеку несвойственно рассматривать секс, как самоцель, — громко говорю я. — Секс осмыслен, только если благословлен любовью. Но человеческая раса растоптала любовь. Она обезглавила ее, отсекла ей правую руку. Люди променяли свои истинные ценности на ценности пьяных космоматросов. А Землю превратили в космический трактир. Да и сами стали инопланетянами…
Я замолкаю, переводя дыхание.
Сестры надевают пальто и сообщают, что идут в другой бар. Благодарят за удовольствие, полученное от разговора со мной, но не приглашают присоединиться к ним. Тогда я приглашаю себя сам. Добираюсь до дверей, выхожу и вижу, что они уже на другой стороне улицы садятся в автомобиль. Я смотрю, как они уезжают, чувствуя себя полным идиотом. Потом сажусь в свою машину и чудом проезжаю десять километров до многоквартирного комплекса, в котором живу. Преодолевая усталость, поднимаюсь по лестнице к себе. Добравшись, наконец, до спальни, раздеваюсь, падаю на кровать, выключаю свет и проваливаюсь в сон.
Утро приходит вместе с головной болью. Проснувшись, я некоторое время лежу с закрытыми глазами. События вчерашнего вечера прокручиваются в голове, как старое кино.
Когда фильм доходит до того места, где я опрокидываю в себя две рюмки водки, изображение начинает мерцать. Через секунду фильм обрывается.
Я заставляю себя открыть глаза. Часы на тумбочке показывают 10:25. Позднее утро. Комната залита солнечным светом. Я встаю с кровати, умываюсь, одеваюсь и иду на кухню. Наливаю воду в кофейник. Пока он закипает, снова прокручиваю в голове фильм. И снова он обрывается на том же месте.
Я перехожу в гостиную и выглядываю в окно. Выпавший ночью снег тонким слоем лежит на сухой траве и припаркованных авто. Мой автомобиль стоит на своем месте, на равном удалении от соседних машин. Это немного успокаивает меня.
Я снова прокручиваю в голове фильм. И снова он обрывается на том же месте. У него есть звуковое сопровождение, правда, невысокого качества. Но в финальной сцене я говорю громко, поэтому мою речь можно разобрать. Я сравниваю секс с флагом. Ради всего святого, что я говорил дальше?
Ради всего святого! Ради всего святого! Ради всего святого!
На исходе брака жена обвинила меня в злоупотреблении спиртным, и, чтобы ее успокоить, я записался на прием к психотерапевту. После долгих расспросов тот сделал вывод: мое пристрастие к алкоголю возникло после того, как я воздвиг барьер из страха и недоверия между собой и остальным миром. А большие количества алкоголя позволяют мне пробить в нем временную брешь. Психотерапевт объяснил, что я неспособен выстраивать серьезные отношения, но периодическая потребность в них заставляет меня пробивать в барьере брешь. Проще говоря, я пью из-за того, что подавляю в себе потребность в любви. Мою проблему, по его словам, усугубляет ханжеское отношение к сексу, которое у меня выработалось в юношеские годы и наложилось на совершенно нормальное половое влечение.