— Попал! — торжествующе сказал Борис, делая аккуратную зарубку на прикладе. — Получается пятьдесят три, поп, у меня на счету пятьдесят три врага государства.
Я отвернулся с болью в душе, боясь выдать свои чувства, потому что Борис с такой же легкостью пристрелил бы и меня, знай он, что я вовсе не деревенский священник.
Поезд проехал, и Борис подошел к изуродованному, окровавленному телу. Пинком перевернув труп, он вгляделся в его лицо и сказал:
— Я узнал его, это здешний железнодорожный рабочий. Нечего было ему там ехать. Пожалуй, разобью я ему лицо, чтобы не было неприятных вопросов.
С этими словами он приставил дуло автомата к лицу мертвеца и нажал спусковой крючок. Оставив за собой теперь уже безголовый труп, мы вернулись в машину и уехали.
— Я никогда не ездил в поезде, Борис, — сказал я.
— Ладно, — ответил он, — завтра мы поедем в Артем в приличном поезде, и ты вдоволь насмотришься. У меня там есть закадычные дружки, с которыми я хочу повидаться теперь, когда я стал сержантом.
Я давно уже вынашивал идею тайком пробраться на какой-нибудь корабль и уплыть в Америку. В разговоре с Борисом я упомянул о корабельных «зайцах».
— Борис, — сказал я, — вы только тем и заняты, что останавливаете людей на границе и проверяете, нет ли «зайцев» в поездах. А как же все эти суда? Ведь подняться на борт и остаться там может любой.
Откинувшись на сиденье, Борис оглушительно расхохотался.
— Ну и простофиля же ты, поп! — сказал он. — В миле от берега на борт судна поднимаются морские пограничники и проверяют документы всех членов экипажа. Потом все люки и вентиляционные каналы задраиваются, и во все отсеки закачивается отравляющий газ, в том числе и в спасательные лодки. Потом остается только собрать в кучу передохших реакционеров, которые не знали о такой проверке.
Меня до глубины души поразило, с каким безразличием относились эти люди ко всему этому, словно к какой-то забаве, и я поспешно отказался от мысли тайком пробраться на судно!
Вот я и во Владивостоке, но передо мной стояло возложенное на меня задание, и, как было сказано в Пророчестве, сначала я должен отправиться в Америку, затем в Англию и снова вернуться на американский континент. Проблема заключалась в том, как выбраться из этой части мира. Я решил как можно больше разузнать о Транссибирской магистрали, о том, где заканчиваются проверки и обыски, и чего можно ожидать на ее противоположном конце, в Москве.
На другой день я пораньше покормил собак и позанимался с ними, а управившись, тронулся в путь вместе с Борисом и еще тремя пограничниками. Мы проехали миль пятьдесят до заставы, где трое пограничников должны были заменить троих других. Всю дорогу солдаты болтали о том, сколько «беглецов» они застрелили, и я уловил кое-какую полезную для себя информацию. Я узнал, в частности, с какого места прекращаются проверки, узнал, что, соблюдая достаточную осторожность, можно доехать до самой Москвы, не будучи пойманным.
Главной проблемой будут деньги, это мне было ясно. Я подрабатывал дежурствами вместо других солдат, лечением больных, и по рекомендации некоторых из них даже лечил зажиточных членов партии в самом городе. Я, как и все, наведывался на суда и брал свою долю из награбленного добра при перевалке на грузовые составы. Всю свою «добычу» я превращал в рубли. Я готовился пересечь Россию из конца в конец.
Примерно пять недель спустя капитан сказал мне, что собак скоро отправят на заставы. Ожидается приезд нового комиссара, и я должен уйти отсюда до его появления. Он спросил, куда я собираюсь идти. Хорошо узнав его за это время, я ответил:
— Я останусь во Владивостоке, товарищ капитан. Мне здесь понравилось.
На его лице появилась настороженность.
— Ты должен уехать за пределы края. Завтра же.
— Но товарищ капитан, мне некуда идти, да и денег у меня нет, — сказал я.
— Тебе дадут рубли, продукты, одежду и вывезут за пределы края.
— Товарищ капитан, — настаивал я, — мне некуда идти. Я здесь много работал, и я хочу остаться во Владивостоке. Капитан был непреклонен.
— Завтра мы отправляем людей к самой границе нашего района с Ворошиловским районом. Тебя отвезут туда и там оставят. Я дам тебе письмо, где будет сказано, что ты нам помогал и поехал туда с нашего разрешения. Тогда Ворошиловская милиция тебя не арестует.
Это превосходило все мои надежды. Я как раз и хотел попасть в Ворошилов, потому что именно там я намеревался сесть на поезд. Я знал, что если смогу добраться на другой конец города, то буду в полной безопасности.
На другой день вместе с целой группой солдат я забрался на борт быстроходного бронетранспортера, и мы с ревом понеслись по дороге в Ворошилов. Теперь на мне был приличный костюм, а большой рюкзак был набит всякими пожитками. Был у меня и сидор с продуктами. То, что костюм принадлежал убитому корабельному «зайцу, меня нисколько не смущало.
— Не знаю, куда ты собрался, поп, — сказал Борис, — но капитан уже объявил, что это он обучил этих собак, так что тебе все равно пришлось бы уйти. Сегодня можешь переночевать на заставе, а с утра двинешься дальше.
В ту ночь мне не спалось. Я смертельно устал от бесконечных скитаний. Смертельно устал постоянно жить бок о бок со смертью. Мне было невероятно одиноко жить среди совершенно чуждых мне людей, до такой степени противоречащих моему мирному образу жизни.
Наутро, после плотного завтрака, я попрощался с Борисом и остальными, вскинул на плечи свой груз и тронулся в путь. Я преодолевал милю за милей, держась подальше от главной дороги, стараясь обойти Ворошилов стороной. Неожиданно у меня за спиной послышался рев мчащейся автомашины, потом взвизгнули тормоза, и мне в лицо уперлось дуло автомата.
— Кто ты такой? Куда идешь? — прорычал хмурый ефрейтор.
— Я иду в Ворошилов, — ответил я. — Вот у меня письмо товарища капитана Василия.
Выхватив у меня письмо, он разорвал пакет и, нахмурив брови, углубился в чтение. Затем лицо его расплылось в широкой улыбке.
— Мы только что расстались с сержантом Борисом, — сказал он. — Садись, мы подвезем тебя в Ворошилов и высадим, где скажешь.
Вот досада, а я-то хотел обойти город cmopoнoй! Делать нечего, пришлось сесть в патрульную машину, и меня быстро отвезли в Ворошилов. Я вышел недалеко от управления милиции. Машина на полном газу понеслась в гараж, а я резво пошел вперед, стараясь до темноты пройти как можно дальше. Я собирался устроить привал поблизости от магистрали и понаблюдать за происходящим в течение суток, прежде чем забраться в какой-нибудь состав.
Пассажирские поезда останавливались и проверялись в самом Ворошилове, а стоянка товарных была на самой окраине, вероятно, для того, чтобы местные жители не видели, скольких «зайцев» пристреливают на месте. После долгих наблюдений я решил, что мой единственный шанс в том, чтобы вскочить на отходящий поезд.
На вторую ночь к станции подошел очень подходящий для меня состав, груженый, как подсказывал мне опыт, товарами по лендлизу. Такого случая упускать нельзя, подумал я, и осторожно двинулся вдоль путей, заглядывая под вагоны, проверяя, закрыты ли двери, открывая те, на которых не было замков. Время от времени раздавался выстрел и глухой стук падающего тела. Собак здесь не использовали из опасения, что они могут погибнуть под колесами. Я вывалялся в грязи, постаравшись испачкаться, как только мог.
Подошли охранники и стали тщательно осматривать вагоны, перекликаясь и подсвечивая себе мощными фонарями. Никому не пришло в голову заглянуть за состав, все их внимание было направлено только на вагоны. А я, лежа пластом за вагонами, думал:
— От моих собачек здесь было бы больше проку. Они бы меня мигом нашли!
Удовлетворившись результатами обыска, охранники ушли прочь. Я боком подкатился к путям и нырнул между колесами вагона. Там я быстро вскарабкался на ось колесной пары и привязал заготовленную веревку к выступающей проушине. Закрепив другой конец веревки, я привязал себя к днищу вагона — в том единственном положении, где обнаружить меня было невозможно. К этому я готовился целый месяц. Поезд рывком тронулся с места, так что я чуть не вывалился на землю, и, как я предвидел, вдоль состава проехал на большой скорости джип с прожектором и вооруженными охранниками, которые приглядывались к осям. Я подтянулся как можно плотнее к днищу вагона, чувствуя себя так, словно стою нагишом в женском монастыре! Джип промчался вперед, развернулся и поехал обратно, уносясь прочь с моих глаз и из моей жизни. Состав с лязгом покатил дальше. Миль пять или шесть я с мрачной решимостью висел все в том же неудобном положении, затем, убедившись, что опасность миновала, я потихоньку отвязал веревку и довольно удобно уселся на кожухе оси.