II. 1. Есть предание, что незадолго до своей болезни император Тиверий слышал новое божественное откровение. Ему показалось, что во сне предстал перед ним прекраснейший по внешности муж, наделенный божественной красотой и юностью, не передаваемой словами, на картине не изображаемой. На юноше было белое одеяние, лучами блеска своего осиявшее все помещение. 2. И простерши руку к императору, он торжественно произнес: "Вот что, Тиверий, возвещает тебе пресвятая троица: времена тирании и безбожия не вернутся уже в твое царство". Смущенный этим, император проснулся и, встав утром, рассказал окружающим об этом чудесном видении.
3. На следующий день (я возвращаюсь к своему рассказу) Тиверий, хоть и был он императором, подчинился общему для всех закону природы и оставил земные пределы, а душа его покинула тело как некое тягостное вместилище и земное свое одеяние. По всему городу, как волны моря, прошли великий плач и стенания. Из глаз у многих потекли потоки слез, и хляби влаги раскрылись, и душами народа овладела великая скорбь. 4. Были порваны светлые одежды и вместо них надеты траурные одеяния. Молва собирала всех на это печальное зрелище. Толпа потекла к императорскому дворцу. Охрана у входа во дворец с трудом давала доступ виднейшим лицам. Печальное пение псалмов, длившееся всю ночь при зажженных лампадах, создавало тяжелое впечатление. 5. И вот с рассветом, когда солнце распростерло свои лучи и покатилось по надземному своду, весь народ двинулся провожать покойного императора и вместе с восхвалениями дождем лились слезы над ним, раздавалось великое надгробное славословие, изливающееся из уст многих, как некая река, разделившаяся на много истоков, или как высокое кудрявое дерево, разделившееся на много отростков и могучих ветвей. 6. Обычно подданные глубоко печалятся о преждевременной кончине своих властителей, если только, конечно, в дни своей власти они правили человеколюбиво и действовали словами убеждения. 7. Когда императорский склеп принял тело Тиверия6, все устремились к тому, чтобы служить личной охраной императора Маврикия, и был положен конец слезам: такова уж природа людей - не столько помнить о прошлом, сколько ревностно заботиться о настоящем.
III. 1. Приступая теперь к началу моего исторического рассказа и описания войны с варварами, я прежде всего вспомню войну с аварами и вызванное ею волнение, так как из военных дел она была наиболее примечательной и по порядку событий самой ранней. 2. И действительно, не мало тогда осмелились они совершить в юношеской своей дерзости, Родом они были гунны, жили по берегу Истра, племя самое вероломное, ненасытное из всех кочевников. 3. Овладев весьма значительным городом, они отправили посольство к императору Маврикию. Это был Сирмий, город, постоянно упоминаемый и восхваляемый ромеями, живущими в Европе. 4. Город этот был взят незадолго до того времени, когда император Маврикий, облекшись в императорскую порфиру и воссев на троне кесарей, принял на себя заботы о Ромейском государстве7. 5. Как это произошло, ясно рассказано прославленным Менандром8. Я не имею ни времени, ни охоты повторять снова в своем изложении со всеми подробностями в длинных описаниях уже прекрасно рассказанное и, как делают поэты, с упреком указывать на недостатки. 6. Когда город оказался в руках гуннов, было заключено перемирие, чтобы военные действия прекратились, наступил мир и каждый мог спокойно заниматься своими делами. 7. Условия для ромеев были самые унизительные: после ряда столь тяжких несчастий, словно судьи какого-либо состязания, они преподнесли варварам в качестве славных даров за блестящий подвиг восемьдесят тысяч золотых и обязались каждый год через купцов вносить эту сумму серебром и разноцветными одеждами. 8. Но это перемирие продержалось не больше двух лет, ибо каган, называемый так у гуннов, стал вести себя гордо и презрительно по отношению к ромеям; еще до нарушения мира дошел до него слух, что у ромеев воспитываются звери, удивительные по росту и величине тела, и он просил императора дать ему возможность увидеть их. 9. Император старался возможно скорее удовлетворить его желание и послал к нему из слонов, которых он держал у себя, самое красивое животное, чтобы тот мог полюбоваться. 10. Едва взглянув на этого слона, детище Индии, каган тотчас же прекратил зрелище и приказал вернуть животное вновь кесарю, не могу сказать, пораженный ли удивлением или желая показать, как мало он его испытал; если бы я знал, то не скрыл бы этого. 11. Он надоедал кесарю, требуя, чтобы тот велел сделать и прислал ему золотое ложе: так высоко вознесся он, видя, как судьба подняла его теперь на самую вершину счастья. Император истинно по-царски велел сделать этот подарок и отправить ему. 12. Он же, ведя себя с еще более вызывающей наглостью, полный гордости, как бы оскорбленный этим недостойным его подарком, велел отправить назад к императору золотое ложе как дешевый и лишенный всякой красоты дар, проявив тем еще большую свою хвастливую наглость. 13. Более того, он потребовал, чтобы сверх восьмидесяти тысяч золотых ромеи уплачивали ему ежегодно еще по двадцать тысяч9. Император ему в этом отказал. Тогда гунн презрел все договоры и пустил свои клятвы по ветру.
IV. 1. И тотчас же, подняв трубу, любезную битвам, он стал собирать свои силы. Он внезапно напал и захватил город Сингидун10, бывший неукрепленным, лишенный всякого военного снаряжения, так как благодаря миру вся Фракия пребывала в полной беззаботности: ведь мир не располагает к бдительности и не внушает прозорливости. 2. Большинство жителей города проводило время вне стен, в полях, ибо жатва заставляла их так поступать; наступило уже лето, и они собирали свои богатства с полей, чтобы иметь возможность прожить. Их и стал преследовать враг. 3. Но не без боя взял варвар город: сильное столкновение произошло в воротах города, и многим аварам суждено было погибнуть, и одержали они, как говорится, кадмову победу11. Враги опустошили и ограбили много других соседних городов. Их они взяли без всякого труда: непредвиденным было это несчастье, нежданно-негаданно оно свалилось на них. 4. Взяв Августы12 и Виминакий13 (это были известные города, находившиеся в ведении префекта Иллирии), он тотчас отправился с войском дальше, разграбил Анхиал14 и все окружающие поселки предал опустошению. 5. Но здание с горячими источниками он приказал не разрушать. До нас дошел слух, будто в этих банях мылись жены кагана и как плату за это просили его не разрушать здания бань. Говорят, что эти воды были полезны для моющихся и содействовали их здоровью15. 6. Когда прошли три месяца, ромеи отправили послов к кагану и просили его через этих уполномоченных о прекращении войны. Они послали Эльпидия, одного из сенаторов, бывшего правителем Сицилии и занимавшего должность претора (это положение у ромеев считается очень высоким). 7. В спутники ему дали Коментиола, выдающегося среди личной охраны императора; такого человека ромеи по-латыни называют скрибоном. Оба они прибыли к кагану в Анхиал и, как было им поручено, просили о перемирии. 8. Но он не умерил своих преступных деяний; напротив, с еще большей наглостью грозил, что сроет так называемые "Длинные стены"16. В то время как Эльпидий молча спускал ему эти речи и не обращал внимания на его спесь. 9. Коментиол с чувством высокого достоинства стремился охранять римскую свободу, подобно тому как берегут в тереме незапятнанной какую-нибудь скромную, благородную госпожу от развратной лести. В присутствии аваров, бывших со своим каганом, он произнес следующую, исполненную благородства речь: