78. Пока в стане вителлианцев происходили описанные события, войско Веспасиана оставило Нарнию[191] и, остановившись в Окрикуле[192], спокойно праздновало сатурналии[193]. Пытаясь хоть как-то оправдать столь странную неторопливость, приближенные Антония говорили, что надо подождать Муциана. Правда, находились люди, утверждавшие, будто Антоний медлит неспроста; будто Вителлий прислал ему письмо, в котором предлагал изменить Веспасиану, обещая за это должность консула, руку дочери и огромное приданое. Другие отвечали, что все это выдумки, сочиненные в угоду Муциану. Существовала, наконец, и третья версия, согласно которой полководцы Веспасиана условились между собой держать Рим под угрозой, но не доводить дело до штурма, а дождаться, пока Вителлий, покинутый своими верными когортами и лишенный всякой опоры, сам откажется от власти; план этот якобы не удалось осуществить по вине Сабина, который сначала вел себя безрассудно, а потом струсил: опрометчиво было с его стороны браться за оружие, и только трусостью можно объяснить, что он не сумел отстоять от каких-то трех когорт[194] неприступную Капитолийскую крепость[195], способную выдержать нападение большой армии. Нелегко, видно, возложить на кого-нибудь одного ответственность за ошибки, в которых повинны все. В самом деле, Муциан своими двусмысленными письмами тормозил продвижение победоносных войск; Антоний был виноват в том, что неожиданно начал прислушиваться к его советам, скорее всего стремясь переложить на Муциана ответственность за затяжку кампании; другие полководцы считали, что война выиграна, и думали лишь о том, как бы под конец отличиться. Даже Петилий Цериал, которому было поручено провести тысячу всадников через Сабинское поле и вступить в Рим по Соляной дороге, откуда вителлианцы их меньше всего ожидали[196], и тот не торопился выполнить возложенную на него миссию. Весть об осаде Капитолия положила конец всем этим колебаниям.
79. Антоний двигался к Риму по Фламиниевой дороге. Глубокой ночью дошел он до Красных камней[197] и тут понял, что опоздал: его ждали вести о страшных событиях в столице — убит Сабин, Капитолий горит, в городе паника. Говорили также, что народ и рабы вооружаются, дабы выступить на защиту Вителлия. Потерпел поражение со своими конниками и Петилий Цериал. Считая, что враг уже разбит, он стремился вперед, не соблюдая никакой осторожности, и вдруг наткнулся на засаду из всадников и пехотинцев. Битва развернулась под самым Римом, среди садов и строений, на кривых извилистых улицах, хорошо знакомых вителлианцам, но внушавших страх конникам Цериала. Последние к тому же далеко не все сражались с одинаковым пылом: среди них было немало солдат, совсем недавно, под Нарнией, перешедших на сторону флавианцев, и теперь они старались угадать, какая партия возьмет верх. В этой битве префект конницы Юлий Флавиан был захвачен в плен; остальные в беспорядке бежали; победители преследовали их только до Фиден[198].
80. Этот успех еще усилил энтузиазм народа. Городская чернь взялась за оружие. Мало у кого были настоящие боевые щиты, большинство вооружилось чем попало, толпа размахивала дротами — требовала сигнала к началу битвы. Вителлий поблагодарил их и приказал двигаться на защиту города. Собравшийся тут же сенат назначил легатов, которые отправились в войско противника, чтобы убедить его, якобы ради интересов государства, согласиться на мир и прекращение военных действий. Судьба этих легатов сложилась по-разному. Явившиеся к солдатам Петилия Цериала, которые и слышать не хотели о перемирии, едва не погибли. Ранен был претор Арулен Рустик[199]: ярость солдат вызвало не только звание посла и претора, над которым они надругались, но и горделивое достоинство, отличавшее этого мужа. Свиту его разогнали, первый ликтор[200], осмелившийся расчищать в толпе дорогу претору, был убит. Охваченные бешеной ненавистью к своим же согражданам, забыв о неприкосновенности послов, которую чтят даже чужеземные племена, они убили бы легатов под самыми стенами родного города, если бы Цериал не приказал окружить прибывших охраной. Несколько лучший прием встретили посланцы сената, явившиеся к Антонию, — не потому, что солдаты здесь были дисциплинированнее, а потому, что командующий крепче держал их в руках.
81. В число легатов замешался всадник Музоний Руф, ревностный последователь философов и поклонник стоицизма[201]. Попав в армию вителлианцев, он принялся толковать окружавшим его вооруженным солдатам о благах мира и ужасах войны. Некоторые смеялись, большинству было противно. Его бы, наверное, избили и выгнали, но он вовремя послушался людей, убеждавших его по-хорошему, и, испугавшись сыпавшихся на него со всех сторон угроз, прекратил свои неуместные поучения. Навстречу армии вышли также девы-весталки, несшие Антонию письмо Вителлия. Он просил отложить решающее сражение на один день и уверял, что благодаря этой отсрочке легче удастся все уладить. Антоний с почетом отпустил весталок, Вителлию же написал, что после убийства Сабина и пожара Капитолия ни о каких переговорах не может быть и речи[202].
194.
Неясно, о каких «трех» когортах идет речь: преторианская гвардия Вителлия состояла из 16 когорт (II, 93) и 14 из них стояли в Апеннинах (III, 55).
196.
Соляная, или Саляриева, дорога, ведшая в Рим с северо-востока, была частью древнего пути, по которому сабиняне, жившие в горах Самния, приходили к солончакам в устье Тибра за солью. Соответственно равнина, по которой эта дорога шла к горам сабинян, называлась Сабинским полем. Вителлианцы не рассчитывали на появление флавианцев отсюда, ибо, во-первых, ждали их со стороны Нарнии, т.е. только по Фламиниевой дороге, и, во-вторых, потому, что рядом с Соляной дорогой находился преторианский лагерь, главный узел обороны Рима.
198.
Городок на Соляной дороге на левом берегу Тибра, в неполной римской миле от въезда в столицу.
199.
Юний Арулен Рустик, народный трибун 66 г., претор 69 г., консул-суффект 92 г. (?), философ-стоик. Поддерживал осужденного Нероном вождя стоической оппозиции Тразею Пэта, при Домициане написал сочинение, прославлявшее Пэта, за что и был казнен в 93 г. Тацит, по-видимому, был связан с ним через своего друга Плиния Младшего, близкого к Рустику и его окружению. Казнь Рустика Тацит считал одним из главных преступлений Домициана (Агрикола, 2).
200.
Proximus lictor, бывший старшим по положению среди ликторов, шел ближе всего около магистрата.
201.
Гай Музоний Руф, уроженец г. Волсиниев в Этрурии, при Нероне приобрел значительную известность как философ и наставник юношества; у него учился, в частности, Дион Хрисостом. В 65 г. был сослан на о. Гиар (см. прим. 25 к книге I), в 66—67 гг. отбывал каторжные работы на Истме. В 69 г. он снова в Риме, но при Веспасиане был вторично выслан и возвращен только Титом. Показательно, что Тацит, неизменно говорящий о философии стоицизма и таких ее представителях, как Тразея Пэт, Гельвидий Приск, Арулен Рустик, Герений Сенецион с глубоким уважением, презрительно отзывается о Музонии именно как о философе-стоике. По-видимому, — и это для Тацита весьма характерно, — он различал стоицизм как умонастроение сенатской оппозиции, особенно во времена Нерона и Домициана, и стоицизм как одно из наводнивших Рим в эту эпоху греческо-восточных философских и религиозных учений, чуждых римским традициям и встречавших осуждение со стороны консервативного общественного мнения.