В отличие от хинаяны махаяна ориентирует человека на выход из сансары не потому, что жизнь есть страдание, а потому, что она есть пустота, ее не существует. Но тогда и нирваны не существует? Нет, оказывается, она не только существует, но и более конкретна и жизненна, чем нирвана хинаяны.
Несколько по-новому выглядит в махаяне и трактовка учения о бодисатве. Уже в хинаяне намечалась тенденция признавать бодисатвой не только ушедшего из мира, но и того архата, который остается в миру, чтобы помогать другим людям в достижении высоких степеней святости. В махаяне эта тенденция была полностью реализована. Идеалом бодисатвы стал считаться монах, занимающийся проповеднической деятельностью с целью спасения других людей. Неделание, таким образом, не только практически, но и формально уступило свое место активности, а духовенство получило основания к тому, чтобы не уходить из мира с его заботами, тревогами и благами, а, наоборот, по возможности глубже входить в него.
Несмотря на то, что с точки зрения теории Праджнапарамиты боги тоже представляют собой пустоту, первоначальный махаянистский пантеон с течением времени все больше обогащался. Во-первых, росло количество будд. Появились имена Авалокитешвары, Вайрочаны, Манджушри, Ваджрапаны и многих других. Будды не только носили определенные имена, но бывали и безымянными. Число последних скоро стало исчисляться миллионами и миллиардами, пока не дошло до утверждений о бесчисленном количестве богов-будд. Во-вторых, в буддийский пантеон проникали боги тех народов, которые принимали буддизм, они становились аватарами Будды; такая судьба постигла, в частности, ряд вишнуитских и шиваитских богов. Оказались буддами и Ганеша, Шива, Вишну. Появились богини — Тара и др. Здесь сторонники концепции буддийского пантеизма вынуждены признавать политеистическое «перерождение» буддизма.
В махаяне буддийские боги приобрели зримые черты. В огромных количествах стали появляться изображения Будды и многочисленных бодисатв, преимущественно скульптурные. А изображать божественное тело нельзя было в хинаянистских традициях презрения и отвращения ко всему телесному. Вспомним, что эти традиции требовали отношения к человеческому телу как к куче нечистот; в махаяне с этим было покончено, и возникли условия для развития буддийского искусства, создавшего великолепные статуи будд, бодисатв и окружавших их красавиц.
По-иному, чем в тхераваде, махаяна стала толковать сам образ Будды. Здесь он с самого начала выглядит как бог, а не как человек, в процессе своего постепенного совершенствования обретший божеское достоинство, «просветление». Это нашло свое выражение в появлении и распространении самого образа Будды: появились его плоскостные и особенно скульптурные изображения, распространившиеся по всему буддийскому миру, ставшие почти непременным атрибутом населенных пунктов и монастырей, а также всяких святилищ. Как это ни выглядит парадоксально, деификация центральной фигуры вероучения приблизила саму религию к массам, сделала ее более доступной для широких кругов населения. Тхеравадический Будда был чересчур «философичен», абстрактен, безобразен. Махаянистский же давал людям материал для наглядного образного восприятия, для эмоциональной стороны сознания. Бог в человеческом образе оказывался понятнее и ближе массовому сознанию, чем абстрактный человек, хотя этому человеку и приписывалась определенная биография.
Пересмотру подверглись в махаяне и такие важные типы сакральных личностей, как бодисатва и архат. В тхераваде бодхисатва представлялся как последняя форма на пути восхождения верующего к просветлению, достижение этой стадии должно было быть связано с перспективой непосредственного перехода в качество будды. Он становился архатом, полностью отрешенным от мира и прямо переходящим в нирвану. Махаяна унаследовала понятие бодисатвы, но преобразовала его. Достигши этой ступени, верующий может, и, как правило, делает это, отказаться от перехода в нирвану и, оставаясь в мире сансары, посвятить себя служению людям: делам милосердия, благотворительности и, главное, просвещения светом веры. Он еще должен дойти до состояния архата, перед которым непосредственно открывается нирвана.