[255], бывшей пред тем женой Святослава. Михаил, получив власть над болгарами, тотчас же стал искать себе более знатной супруги и, отвергнув первую, с которою сделался и отцом семейства (она была сестра тогдашнего короля Сербии)[256], вступил в брак с сестрою царя, которая жила вдовой в Тернове. Около этого времени проживала в Дидимотихе и государыня, мать царя, поэтому к Михаилу отправлены были послы с просьбою, чтобы он вместе с супругой прибыл к царю и к матери своей супруги по многим причинам. Государыня давно уже горит желанием повидаться с дочерью, — они не видались уже больше 25 лет, царь же пламенно желает повидаться с сестрой, которую никогда прежде не видывал, а вместе и с ее супругом — и как своим зятем, и как человеком, которому хочет поверить некоторые тайны. По этим-то причинам Михаил и прибыл с супругою в Дидимотих, где в течении многих дней и частным образом, и публично пользовался всевозможным почетом и радушием от государя и от государыни матери. Тогда же они заключили между собой и условия: чтобы Михаил помогал внуку-царю против деда-царя, а тот Михаилу против короля Сербии; в случае, если сделается обладателем всей римской империи, лишив деда-царя власти, он обещал заплатить Михаилу множество денег и отдать ему часть земель и городов римских — и как приданое своему зятю, и как плату своему союзнику за труды. По заключении этих условий Михаил отправился обратно с супругою в свое государство, получив от своей тещи государыни множество подарков и лестных обещаний в будущем. Молодой царь, будучи обнадеживаем таким положением дел и видя, что к нему расположены жители как других городов, так и самой Византии (последние уже приглашали его к себе тайно, соскучив долгою жизнью и недеятельностью его деда), начал думать и хлопотать о том, нельзя ли какими хитростями и уловками победить деда и сделаться самодержцем римским. А так как для осуществления его замыслов требовались деньги, то он силою отнимал их у чиновников, посылаемых стариком царем во Фракию для сбора податей, говоря, что эти деньги необходимы ему, что и он также царь, а для царя и вполне естественно, и вполне справедливо общественные деньги употреблять на нужды, не терпящие отлагательства. Потом, показывая вид, будто хочет отправить посольство к властителю Египта для каких-то переговоров и выгодных условий, он отправился в Византию, чтобы здесь сесть на большой корабль и сделать путешествие в Александрию. Но он отправился не просто, а прежде собрал большую силу, обошел все фракийские города, расположил их к себе, укрепил, всех людей подозрительных изгнал, а поселил там все своих приверженцев и единомысленников. Но во время этих занятий кто-то из его приближенных тайно убежал к царю деду и, явившись, во всех подробностях раскрыл ему все козни, какие строились там против него; между прочим, сказал: приближенные твоего внука положили или лишить тебя самой жизни, если станешь противиться, или, если дело пойдет легко и успешно, вместе с верховною властью лишить тебя и знаков этой власти и, облачив в монашеское рубище, отдать под стражу. Поэтому нужно смотреть, чтобы он не проник как-нибудь в город, придав своему вступлению самое обыкновенное значение, — нужно тебе озаботиться, чтобы принять меры против него, потому что грозит опасность. Выслушав и сообразив это известие с тем, что слышал от многих других, и убедившись, что все это справедливо, царь встал и с воплем к Господу сказал: «Суди, Господи, обидящих меня, да постыдятся восстающие на меня; сохрани мне царскую власть, которую Ты мне дал, а тот, кого я родил и превознес, вырывает из моих рук»[257]. Потом принялся за дело. Прежде всего он послал внуку, находившемуся еще на половине пути, запрещение вступать в Византию. «Странно было бы, — говорил он, — тому, кто так открыто нарушает условия и дозволяет себе то, от чего расстраиваются общественные дела, странно было бы ему скрытничать». Посланным было поручено раскрыть ему для возбуждения его совести, сколько поводов подал он к тому, чтобы деду прервать с ним мирные отношения и оскорбиться. Во главе их были следующие: во-первых, он задерживал всех царских сборщиков податей и отнимал у них деньги, тогда как в них никогда еще не бывало такой нужды, как в настоящее время, которое по причине разделения империи требует огромных издержек; во-вторых, он высылал с бесчестьем посылаемых дедом в разные города начальников и правителей и на место их ставил других по своему произволу; в-третьих, принудил к беззаконному смещению королеву, которая доводится ему теткой по отцу[258], была уже облечена в монашескую одежду и с негодованием противилась ему. Были и другие причины, по которым воспрещался ему въезд в Византию; их очень много, но они уже не так важны. При этом царь-дед послал тайные письма к королю Сербии с просьбою о помощи, и к своему сыну, деспоту Димитрию, управлявшему тогда Фессалоникою и ее округом, с приказанием — взять с собою двух своих племянников, протовестиария Андроника и Михаила Асана, начальствовавших тогда над Белградом и остальною Македониею, а также и македонские полки, и сначала укрепить сколько нужно македонские города, удалив при этом из них людей подозрительных, а потом, двинувшись оттуда и соединившись с союзным войском короля Сербии, идти как можно скорее против молодого царя Андроника. Из писем же посланных к королю Сербии, к деспоту и к другим лицам, состоявшим на царской службе, одни были перехвачены досмотрщиками, расставленными от молодого царя по дорогам, — это те именно, которые были написаны на бумаге[259]; другие ускользнули и дошли по назначению, — это те, которые были написаны на тонком и белом полотне и тщательно зашиты в одеждах почтарей. У сообщников молодого царя были расставлены досмотрщики во всех узких проходах и особенно у ворот, находящихся у Христополя[260]; они осматривали всех, кто попадался на дороге, не несут ли писем из Византии, и потому трудно было кому-либо от них увернуться. Таким образом от них не скрывалось ничего, что думали и делали в Византии; здесь, напротив, не знали ничего, что думали и делали там. Все добровольно передавались на сторону последних, одни открыто и душой и телом, а другие если не телом, зато всей душой; сюда надобно отнести не только весь почти простой народ византийский, но и таких лиц, которые принадлежали к сенату и придворным вельможам и даже находились в кровном родстве с стариком-царем; тщательно следя за тем, что делал он, они сообщали обо всем молодому царю. К числу их принадлежал и сын царя, маркграф Феодор. Он, как мы уже и говорили, за много лет пред сим был отправлен матерью в ее отечество, чтобы найти там себе жену; затем по легкомыслию и беспечности наделал со временем долгов и по смерти матери возвратился к своему отцу царю, бросив там жену и детей; с тех-то пор и проживал в Византии. Здесь он пользовался полным расположением и благосклонностью царя, как и содержанием из царской казны, и имел возможность из царских денег уплатить все свои долги. Обо всем этом он забыл по своей бессовестности и, потеряв всякое уважение к отцу, поступил, как Иуда, — сделался предателем царя-отца. Дело в том, что он сам бредил о власти над римлянами в случае смерти законного наследника престола, которого отец не хотел передать ему по многим причинам — потому что он и душою, и верою, и одеждою, и бритой бородой и всеми обычаями был чистый латинянин. Чтобы отплатить отцу за это, он и присоединился к молодому царю; таким образом из кровного родственника он сделался самым злым врагом своего отца-царя. В следующем месяце, именно в ноябре[261], Димитрий Деспот, получив в Фессалонике царские письма, тотчас же повестил протовестиария и Асана. Соединившись вместе, они начали собирать войска и разделять между воинами все имущества лиц, державших сторону молодого царя, которые находились в македонских городах и селах; открыли винные погреба и хлебные магазины и отдали все это на расхищение желающим; тех, в которых не встречали нисколько сочувствия, подвергали ссылке, а их имения продавали с публичного торга. Такие делались там вещи; между тем с часу на час ожидали прибытия союзного войска от короля. Впрочем, не сидел сложив руки и молодой царь Андроник: по морю и суше, во все города и на все острова, в Византию, Фессалонику и Македонию он тайно рассылал указы, в которых объявлял народу свободу от податей и налогов, а воинам большие выгоды и прибавку жалованья. Эти указы, делаясь известными, волновали, легко увлекали и располагали всех предаться ему всецело — мыслью, словом, делом, всем сердцем, так что к нему одно за другим шли тайные письма, в которых писавшие приглашали его к себе и просили поспешить прибытием.
вернуться
Неда или, как называют некоторые, Доминика, сестра короля Сербии Урозия, дочь Стефана. Ducang.
вернуться
Псал. 34, 1; 108, 28; снес., Исайи 1, 2.
вернуться
Симониду, дочь Андроника Старш. от его второй супруги Ирины, об ней смотр. у Григоры кн. 7, гл. 30, также кн. 3, гл. 1. Ducang.
вернуться
Григора здесь различает два вида бумаги: один, который называет χάρτηςτ, и другой, который представляет приготовленным из тонкого полотна. В первом случае он, кажется, имеет в виду египетский папирус, который позднейшие греки называли ξυλοχάρτιον, в последнем — то, что они называют χόρτινον χάρτην. Vid Gloss. med. Graecit in h. voc. Ducang.
вернуться
Этот город Андроник Мл. избрал для себя местом убежища. Кант. кн. 1, гл. IV, VII, VIII. Ducang.