2. Спустя тридцать дней после этого[308] скончался и великий логофет Метохит, сокрушенный тремя величайшими несчастьями, постигшими его тело и его душу. Он давно уже страдал каменной болезнью. Но потом, когда и его сыновья были заключены в темницу, скорбь по ним усилила болезнь. А случившаяся спустя немного смерть царя, лишив его всякой надежды на что-нибудь хорошее, окончательно расстроила его организм, расслабив в нем важнейшие члены и поразив его жизненные силы. Он преставился, приняв монашеский образ. Принадлежа и сам, как и следовало, к числу тех, которые горько оплакивали его кончину, я произнес над ним следующее надгробное слово. «Меня постигло, слушатели, точно такое же несчастье, как если бы корабль, внезапно встретившись с противным ветром, погрузился в воду кормой и прежде чем успел отправиться, получил новый удар от набежавшей сбоку волны, отправивший его ко дну. Не успел я оправиться от первого и величайшего несчастья, — разумею смерть царя, как набежало на меня сегодня другое; волна, сменившись волной, и буря бурей безжалостно потопили меня и погрузили, увы, в бездонную пучину горя. Как ты, душа моя, не вылетишь из меня, а еще остаешься в жалком теле? Как ты, тело мое, не расторглось под гнетом страданий и еще можешь выдерживать такой напор волн? О, жалкий язык мой, для каких горьких речей время сохранило тебя! О сплетение несчастий, о превратность вещей! Те, которые всегда служили для нас несокрушимым оплотом и утешением в несчастьях, те самые теперь выстроили против нас целые полки несчастий. Нам ли, после этого, сдерживаться и не давать свободы своим рыданиям? Где беседы мудрецов и благородные состязания ученых? Где торжественные собрания риторов, рукоплескания и зрелища, с которыми далеко не сравняться панафинским? Все пропало, все рассыпалось в прах. О, жестокое время, как беспощадно ты стерло с лица земли митрополию мудрости! Как коварно ты разрушило акрополь учености! Как часто ты издеваешься над нами, не имея к нам никакой жалости, не довольствуясь никаким обилием наших страданий! Вчера ты взяло у нас великого царя, сегодня — верного его служителя, советника Нестора, которого одного было достаточно для такого царя; вчера чертог Харит, сегодня его преддверие; вчера пышную весну, сегодня ласточку, указывающую на эту весну; вчера великий и беспримерный ум, сегодня приятного глашатая этого ума; вчера речи золотых и великих уст, сегодня Академию, Перипат и Стою этих уст и этих речей; вчера Муз, сегодня живой и подвижной храм Муз; вчера крепчайший оплот благочестия и догматов, сегодня догматическое сооружение; вчера правило и опору священства, сегодня хранилище священного оружия. Какие же вопли и рыдания, если их соединить в одно, могут равняться постигшим нас бедствиям! Я думаю, да, я думаю, что если бы все море превратилось в массу слез и все реки, какие только орошают землю, потекли слезами, и тогда было бы недостаточно выражено величие нашего горя. Тот был прекрасным кормчим государственного римского корабля; этот — прекрасным наблюдателем Елики