19. Видите, как эти [речения] требуют разумных и вместе с тем благосклонных слушателей, а отнюдь не безумных, которые с детства привыкли посещать чуждый музам мусей невежества[2107] [2108] и душную корчму956, где ни плоды правды никогда не растут, ни труды добродетели не ценятся, но питаемые злобой слова и речи, и к тому же — лукавые и извращенные мысли, подгоняющие слова божественных отцов под свое предвзятое мнение. На это и Палама при нас решился, добровольно сделавшись наемным орудием нечестия».
Когда же вводная часть диспута подошла к столь изящному и весьма легкому [для понимания] завершению, и Григо-ра [уже] громил посредством божественных и неизменных писаний исповедания тех паламитов и убеждал их исповедовать, что есть одно нетварное божество и один неприступный и непрерывный Свет — блаженная и триипостасная сущность, которая не только невидима, но бесконечно превышающая возможности всякого ума и слова.
20. «Следует рассмотреть, — сказал он, — почему и по какой причине Палама начал проповедовать, что существует второй нетварный свет, который выше ангелов, но бесконечно ниже оной блаженной и божественной сущности; а также — какой получил он от этого света повод вводить множество не-тварных и бессущностных божеств, абсолютно отличных от божественной сущности и чужеродных ей. Ибо я не знаю, что тут сказать: то ли он не слышал, как святой Шестой вселенский собор решительно утверждает противоположное; то ли, слыша, не понял; то ли, поняв, счел это вздорным и недостойным вовсе никакого внимания.
Ибо говорят собравшиеся на тот божественный собор божественные отцы: Мы ни каких-то трех богов не вводим, ни вообще многих богов или природ, или сущностей, или божеств не признаем, но и имеющего, помышляющего или признающего их предаем анафемам[2109]».
21. На это паламитская партия выдвинула следующий антитезис:
«Этот анафематизм Шестого собора в настоящее время следует отложить. Ибо мы должны ответить, что не какой-то безосновательный у нас повод полагать и веровать, что существует и второе божество, а самый что ни на есть обоснованный. Так что, когда мы приведем авторитетное свидетельство божественных писаний, из которого мы берем повод, из этого автоматически будет следовать и то, и другое: и опровержение порицания, и отмена анафематизма. Ибо [мы берем его] не откуда-либо еще, как из света, возникшего и явившегося некогда вокруг тела Господа на горе Фавор, о котором и великий в богословии Григорий по случаю сказал, что он воссиял в [зримом] образе, показал божество и обнажил скрытого во плоти [Бога][2110]. И еще: Свет — явленное[2111] на горе Божество, едва ли не слишком сильное для зрения[2112].
22. Тогда этот свет был виден апостолам, ныне — приверженцам Паламы, а прежде них — многим другим, так что отсюда можно говорить, что одно у Бога невидимо, другое видимо, но [тоже] нетварно; одно непричаствуемо, другое причаствуемо; одно — вышестоящее, другое — подчиненное. Ибо нелепо [было бы предполагать], что Божество целиком[2113] [2114] покинуло небесное пространство и пришло к этим земным [людям], которые, по большей части, нечисты, дурно пахнут и осквернены. Или как Бог мог бы [по-прежнему] называться Всевышним, сойдя оттуда и сопребывая с земными и грешными? Но сущность Его есть высшее несозданное божество, постоянно пребывающее в небесных чертогах и поэтому остающееся совершенно невидимым и непричаствуемым; а его энергии суть низшие божества, отличные от сущности и поэтому бессущностные и одновременно причаствуемые и видимые нами».
23. На это Григора сказал:
«Как можно было бы еще больше обличить себя в противоречии себе самому и противлении божеству?86* — чтобы мне воспользоваться словами самого Григория, говоря о нем. Ведь если он то, что сам же, следуя общим и благочестивым церковным понятиям, заложил в качестве фундамента, словно раскаявшись в своем мнении, разрушает и уничтожает, то разве не преступником, говоря словами апостола, себя являет[2115], и заодно — противоречащим себе самому и противящимся Божеству? Ибо выше показано, как он сам учит нас во введении [к тому же Слову], что единый неприступный свет есть единая несотворенная сущность и божественность блаженной Троицы. А назвав его неприступным, он и невидимым его показал с еще большей убедительностью, а все те светы, что после него, — тварными.
2107
B editio princeps и PG к этой цитате дана ссылка: «Из [Беседы] на Евангелие и [о том] чего ради на святую Пятидесятницу пришел Дух Святой» (Ек той elç то ЕйаууеЛюѵ каі tîvoç x^Qiv èv тг) ауіа 7Т£ѵтікосгтг| fjABe то пѵейра то ауюѵ). Однако нам не удалось найти такого труда ни у Златоуста, ни среди псевдэпиграфов. Ссылки же ван Дитена на два псевдэпиграфа (см.: Dieten, Bd. 6. S. 107, Anm. 303) нам представляются натянутыми.
2109
Новат (лат. Novatus, греч. Nauotxoç; III в.) — пресвитер Карфагенской церкви, осужденный на Карфагенском соборе 251 г. за создание раскола. Григора, как и некоторые другие византийские авторы, смешивает его с Новатианом (Новациан, лат. Novatianus, греч. Noßaxiavö; или Nauâxoç (!); ок. 200–258), римским пресвитером, также основавшим раскол и ставшим впоследствии антипапой (251–258). Смешению, помимо сходства имен, способствует и тот факт, что Новат, будучи осужден в Карфагене, перебрался в Рим и примкнул к сообществу последователей Новатиана. Богослов и писатель, Новатиан создал учение, названное по его имени новацианством, согласно которому церковь есть общество святых, а все падшие и соделавшие после крещения смертные грехи должны быть извергаемы из нее и ни в каком случае не могут быть принимаемы обратно. В отличие от раскола Новата, не пережившего своего создателя, новацианство просуществовало до VII в. и потому оставило больший след в истории.
2115
Joannes Chiysostomus, De prophetiarum obscuritate (homiliae 1–2), b: PG, vol. 56, col. 176D.