За сорок лет своего княжения Иван III присоединил к Москве Тверь, Рязань, Ярославль, Ростов, Новгород и Псков, отодвинул западные границы Руси до Вязьмы, а северо-восточные – до Вятки, наладил отношения с Крымским ханством и одержал победу над монголо-татарами, даже не начав сражения. Прекрасный дипломат, он предпочитал договариваться, но если не удавалось, утверждал свою власть силой, причем решительно и жестко. Государство при нем увеличилось в семь раз и стало, во-первых, свободным, а во-вторых, единым.
Умирая, Василий Темный завещал старшему сыну и соправителю 16 городов, не считая Москвы. Остальные дети получили оставшиеся 12 городов.
Прежде чем Иван III взошел на престол, Московской Руси пришлось пережить еще одну княжескую усобицу. Она считается последней феодальной войной на Руси и одной из последних в Европе. Сначала в борьбе за московский престол сошлись потомки Дмитрия Донского – его младший сын Юрий Дмитриевич и старший внук, Василий II Темный, а потом к усобице присоединились дети Юрия, Василий Косой и Дмитрий Шемяка.
Почти тридцать лет, с 1425 по 1453 год, в стране царила анархия: княжеский престол слишком часто переходил из рук в руки, чтобы можно было говорить о какой-то единой государственной политике и тем более преемственности. В процессе борьбы за власть Юрия, предположительно, отравили, а Василий Косой и Василий Темный лишились зрения (за что и получили впоследствии свои прозвища).
Иван III родился в 1440 году, в разгар феодальной войны, и чудом не погиб – нравы тогда были суровые, и с наследниками врагов расправлялись без излишних церемоний. Но Шемяка, пленив Василия Темного, пощадил его детей и выслал их к отцу в Углич, в заточение. В шестилетнем возрасте будущего князя обручили с дочерью тверского князя. Это была плата за поддержку, которую Тверь оказала Василию в борьбе за престол. В 1447 году Василий торжественно въехал в Москву, а Дмитрий Шемяка бежал. Феодальная война закончилась, но ее уроки маленький Иван запомнил на всю оставшуюся жизнь.
Княжичу пришлось рано повзрослеть: в двенадцать лет он женился, начал ходить в походы во главе войска – успешно! – и стал соправителем отца. Спустя десять лет, когда власть перешла к нему полностью, он был уже опытным, сложившимся правителем – и начал проводить последовательную политику собирания земель.
Усобицы могло бы и не произойти, если бы Дмитрий Донской, передав престол старшему сыну, Василию I, не решил соблюсти интересы и младшего сына, Юрия. По завещанию отца, Юрий наследовал княжество в случае смерти Василия. Но сын великого князя, Василий II Васильевич, власть уступать не захотел.
Ярославль, Дмитров и Ростов Ивану III удалось получить практически без борьбы – он просто присоединил к Москве земли умерших князей, а наследники не посмели возражать. С Новгородом, однако, ситуация сложилась совершенно иная. Власть в Новгородской республике принадлежала не князьям, а сильному и независимому боярству. По мере усиления Москвы бояре, конечно, стали за эту независимость опасаться и решили перейти под руку Литвы.
Это, в свою очередь, очень не понравилось Ивану III. Великое княжество Литовское было главным врагом Руси на западе, и потеря Новгорода стала бы для страны серьезным ударом.
В июле 1471 года в битве на Шелони новгородцы потерпели сокрушительное поражение от москвичей и вынуждены были сдать город. Итогом стала выплата контрибуции и обещание не заключать никаких союзов с Литвой. Шесть лет спустя, однако, Иван III вернулся к новгородскому вопросу и потребовал безоговорочно признать власть Москвы. Новгородцы отказались, но на этот раз легким испугом отделаться не удалось. Город был захвачен и разорен, сторонников независимости казнили, а вечевой колокол увезли в Москву. В этой борьбе Иван III показал себя как жесткий авторитарный правитель, а его победа во многом предопределила дальнейшее политическое развитие Руси.
«Мы ехали вдоль реки Шелони, отыскивая место, где происходила роковая Шелонская битва, погубившая республиканскую свободу Великого Новгорода… Проехавши несколько верст, на песчаном берегу, поросшем кустарниками, мы нашли большой, довольно высокий холм, и когда стали зонтиками копать на нем землю, то увидали, что весь этот холм состоит из человеческих костей… Я сообразил, что этот могильный холм есть место погребения новгородцев, разбитых на берегу Шелони несколько выше этого места…»