Князь Святославъ Игоревичъ (946-972), послѣдній, по натурѣ своей, варягъ на русскомъ престолѣ, не имѣлъ влеченія къ христіанству. Ему, цѣлью своей жизни ставившему войну для войны, странной казалась религія, проповѣдывавшая дѣла милосердія, нищелюбія и всего возвышеннаго, свойственнаго христіанству. Относясь къ нему насмѣшливо, онъ, однако, не воздвигалъ особыхъ гоненій противъ христіанъ. Число ихъ росло. Вслѣдъ за варягами, давно уже принимавшими христіанство, таковыми становились и коренные славяне, больше изъ среды боярства. Внутреннимъ христіаниномъ былъ главный его воевода Свѣнельдь.
Преемникъ Святославовъ, старшій сынъ его Ярополкъ (ум. 978), былъ воспитанъ Св. Ольгой и считался расположеннымъ къ христіанству. Примѣчательно то, что черезъ 40 примѣрно лѣтъ послѣ его смерти, племянникъ Ярополковъ, Ярославъ Мудрый, велѣлъ отпѣть кости дядей Ярополка и Олега по христіанскому обряду.
Ревностнымъ язычникомъ былъ младшій внукъ Св. Ольги, кн. Владиміръ Святославовичъ (980 - 1015). Побѣдивъ брата Ярополка, онъ, воцарившись въ Кіевѣ, проявлялъ свою приверженность къ язычеству. Исповѣдуя его онъ, по свойству своей натуры, отдающейся тому что признается правильнымъ, старался возвеличивать язычество. Въ Кіевѣ воздвигались новые кумиры. На холмѣ передъ своимъ дворцомъ онъ поставилъ деревяннаго Перуна съ серебряной головой и золотыми усами. По словамъ лѣтописи, никогда еще въ русской землѣ не было такого “гнуснаго идолослуженія”. Въ 983 г., послѣ удачнаго похода противъ ятвяговъ (литовское племя въ будущихъ Гродненской и Минской губ.), рѣшено было принести идоламъ даже человѣческую жертву. Жребій палъ на христіанскаго юношу Іоанна, сына варяга Ѳеодора. Отецъ не пожелалъ выдать сына и открыто обличалъ безуміе язычниковъ. Обозленная толпа убила обоихъ христіанъ. Промысломъ Божіимъ, начинавшаяся воздвигаться, Русская Церковь освящалась кровью мучениковъ.
Твердое исповѣданіе христіанской вѣры Святыми Ѳеодоромъ и Іоанномъ, воспоминанія о мудрой бабкѣ христіанкѣ, воспитывавшей его (до 10 лѣтъ) и братьевъ, ознакомленіе съ положительной жизнью кіевскихъ христіанъ, возможное вліяніе супругъ христіанокъ (ихъ среди законныхъ пяти женъ было четыре) — все это западало въ душу и умъ Владиміра. Общеніе съ иностранцами, въ особенности съ просвѣщенной Византіей, все болѣе оттѣняли въ его глазахъ грубость и пустоту язычества. Князь внимательно ко всему присматривался и прислушивался. Въ Кіевъ вѣдь стекались люди изъ разныхъ странъ, различныхъ исповѣданій. Приближенные его, а также русскіе торговцы, посѣщая другія страны, главнымъ же образомъ православную Византію, съ ея чудными храмами, съ ея церковнымъ благолѣпіемъ, конечно, передавали свои впечатлѣнія пытливому князю. Кн. Владиміръ все болѣе внутренне воспринималъ христіанство и именно восточное. Для развитія и укрѣпленія новой вѣры въ государствѣ ему нужна была помощь грековъ. Для сохраненія своей независимости онъ, въ отличіе отъ Святослава, воевавшій только въ интересахъ Руси, рѣшилъ вступить въ сношенія съ греками въ итогѣ удачной войны.