Спор Толстого в трактовке исторической роли Кутузова почти со всею русской и европейской историографией был очень резким по своему характеру. Такие ситуации в толстовских полемиках бывали но раз. Так, например, ожесточенная борьба возникла между писателем и официальной церковью в 80-90-е гг. Результатом активного и напряженного изучения Толстым богословской литературы и учения церкви явилось признание в Христе земной личности, олицетворявшей наивысший идеал "общей жизни", и "внутреннего человека" во всей его чистоте и силе. Официальная церковь являлась, по мнению Толстого, собирательным "внешним человеком", искажавшим учение Христа и строившим утилитарное царство бездуховности на крови "внутреннего человека", прозревшего высшие нравственные законы.
В эпилоге романа Пьер показан активным участником декабристского движения. Выстраданное и обретенное им понимание привело героя к той практической деятельности, целесообразность которой Толстым решительно отвергалась при всем безусловном оправдании писателем идейно-нравственных устремлений декабристов.
Декабристы всегда воспринимались Толстым как люди, "которые были готовы страдать и страдали сами (не заставляя никого страдать) ради верности тому, что они признавали правдой" (36, 228). Их личности и судьбы, по мнению писателя, могли в огромной степени способствовать воспитанию "просто людей", столь резко противопоставленных Толстым в начале 60-х гг. "людям прогресса" - мертворожденным плодам либеральной программы общественного образования. В неоднократных возвращениях писателя к замыслу романа о декабристах, так и оставшемуся незавершенным, очевидно его стремление разрешить противоречие между нравственно оправданной целью и неприемлемым для Толстого политическим характером, совместившимися в историческом "явлении" декабризма.
Источником внутренних побуждений деятельности Пьера в эпилоге является идея истинного "общего блага". Николаем Ростовым эта идея теоретически отрицается. Однако в повседневной жизни его практическая и этическая ориентация на "мужика" постоянно возрастает. "Здравый смысл посредственности" Ростова в единении с духовностью Марьи Болконской намечает в романе ту линию, которая станет центральной в творчестве Толстого 70-х гг.
Самоопределение писателя на позициях патриархального крестьянского демократизма устранит "посредственность" героя, снимет иллюзию социальной гармонии и обусловит рождение Константина Левина, одного из самых "автобиографических" героев Толстого.
5
Утверждая в кризисный для России период 60-х гг. приоритет свода нравственных правил над сводом "убеждений и идей", "знания сердечного" над "знанием разумным", Толстой стремился к одному - показать действенность нравственного чувства, его самосозидательную силу, способность противостояния общественной патологии во всех се сферах. Возвращение писателя па грани 60-70-х гг. к педагогическим проблемам, создание "Азбуки" (1871-1872), обработка былинных сюжетов, обращение к эпохе Петра I [16] связуются одной и той же целью - отыскать источники нравственного противостояния разрушающим силам буржуазного утилитаризма.
70-е гг., обнажившие все противоречия пореформенной действительности, по-новому поставили перед русским общественно-литературным сознанием (от консервативною и либерального до демократического) вопрос об исторических судьбах России. Ощущение трагизма русской жизни, "всеобщего обособления", "беспорядка", "химического разложения" (термины Достоевского) определило в этот период идейно-художественные искания Щедрина и Некрасова, Толстого и Достоевского и существенным образом сказалось на философской и стилевой структуре русского романа, повести и поэтических жанров в целом.
Обращение к нравственным возможностям личности, анализ противоречий социально-исторических прежде всего через "вскрытие" нравственно-психологических коллизий человеческого сознания, обреченного отстаивать себя "в хаосе понятий", сближали Толстого с Достоевским. Но только сближали. Конкретное решение вопроса о возможностях и путях человеческого единения у Толстого и Достоевского во многом различно. Корни этого различия - в неодинаковом понимании писателями сущности человеческой природы и в их различном отношении к церкви, в неприятии ее Толстым и в апелляции к ней (при всех оговорках) Достоевского.
Социально-психологическая конкретизация этического идеала Толстого, совершавшаяся в 70-е гг., сопровождалась тяжелейшими кризисами. Путь от "Войны и мира" к "Исповеди", закончившийся самоопределением Толстого на позициях патриархально-крестьянского демократизма, знаменовал собою нарастающее внутреннее неприятие буржуазных устремлений пореформенной России. Однако полная и исключительная ориентация Толстого на этические ценности народно-крестьянского сознания, отсутствие конкретно-исторического анализа переходного характера эпохи обусловили противоречивость позиции писателя и его нравственно-философского учения 80-90-х гг., вскрытую в известных статьях В. И. Ленина о Толстом.
Острейший кризис во всех сферах общественной и частной жизни следствие активного вторжения буржуазных форм общежития - сопровождался очевидным (и страшным для Толстого) процессом "омертвления" личности. Вопрос стоял уже не о большей или меньшей интенсивности "жизни души". Ее угасание, с таким страстным чувством протеста описанное в "Люцерне" на материале "итогов" западного прогресса, совершалось в России столь стремительно, что ставило под известное сомнение исходную идею Толстого о человеческом единении. Воздействие на текущую действительность, по мысли Толстого, и заключалось прежде всего в том, чтобы остановить процесс "угасания" души, вскрыть подспудную жизнедеятельную силу, живущую в любом человеке. Одному из центральных вопросов русской пореформенной романистики - вопросу о значении прав личности Толстой (как и Достоевский) противопоставляет вопрос о возможностях личности.
В 70-е гг. (как никогда впоследствии), порою в формах безысходных, в сознании Толстого возникала тема смерти - как тема сугубо личная. Первый мучительный приступ "тоски, страха, ужаса" был пережит писателем вскоре после окончания "Войны и мира", в сентябре 1869 г., по дороге в Пензенскую губернию и описан впоследствии в рассказе "Записки сумасшедшего" (1884-1886). В "Исповеди" Толстой подробно излагает свои искания "силы жизни", выводящей личность из тупика противоречий, отвечающей на вопрос "в чем смысл жизни?", преодолевающей "страх смерти", - своего пути к вере. Она понимается им как знание "неразумное" (23, 35), т. е. рационально необъяснимое, как психологическая потребность следования нравственному закону, в котором личное и общее совпадают. [17] "Ответ веры - по Толстому конечному существованию человека придает смысл бесконечного, - смысл, не уничтожаемый страданиями, лишениями и смертью <...> вера есть знание смысла человеческой жизни, вследствие которого человек не уничтожает себя, а живет. Вера есть сила жизни" (23, 35). И здесь же Толстой говорит о своем понимании бога, которого он обретает вместе с верой. В этом понимании - все та же нравственно-реальная сущность, что и в понимании веры: "Знать бога и жить одно и то же. Бог есть жизнь" (23, 46).
Замысел "Анны Карениной" рождается в этот сложнейший период толстовских исканий. Первая редакция романа создается в 1873 г. [18] В начале 1874 г. начинается (не закончившееся) печатание его отдельной книгой. Жена, ее муж и любовник еще далеки в первой редакции романа от героев окончательного текста: героиню приводит к самоубийству и охлаждение любовника и столкновение "дьявольского" наваждения страсти с христианским самопожертвованием и смирением, олицетворенными в обманутом муже, от лица которого и излагается религиозно-нравственная "истина", найденная в окончательной редакции Левиным. Существенные изменения первоначального замысла происходят в 1875-1877 гг. К этому же времени относятся н увлеченные занятия Толстого "религиозными и философскими работами", которые были "начаты" у него "не для печатания, но для себя" (62, 266).