– В некотором роде, – ответил Пятый тихо. Лин схватил его за ворот и притянул к себе.
– Ах так?… Ну, смотри… смотри, как бы я тебе морду твою поганую честную не разбил…
– Я привык, мне всё равно…
– Пятый, очнись! Посмотри вокруг! Надо что-то делать! Я не могу…
– Каждый сходит с ума по-своему. Ты – буйный псих, я – тихий. Так?
– Так, – согласился Лин. Он отпустил Пятого и сел рядом.
– Я предлагаю закончить всё это. Помнишь, мы часто летали посидеть в горы, на тот утёс?
– Восточный?
– Да. Не помнишь, там высоко?
– С километр будет…
– Не смеши, там меньше.
– Нам хватит, – вздохнул Лин. – Хорошая идея. А на том свете скажем, что гуляли по горам и оступились. Как думаешь, поверят?
– Тебе – скорее всего да. Мне… не знаю. А что? В рай хочешь?
– Не знаю. Куда сунут, туда и сунут. А ты?
– А я ничего не хочу.
– Пятый, когда? Сейчас?
– Давай утром. Я же вижу, тебе надо с ней поговорить.
Жанна была у себя дома одна. Лин вошёл тихо, стараясь не шуметь, неся в сердце тайную надежду на то, что она спит. Но она не спала. Сидела в кресле возле огромного ночного окна и смотрела вдаль. Лин заметил, что она совсем недавно плакала – даже глаза ещё не высохли. Лин встал за спинкой её кресла, не в силах сделать ещё хотя бы шаг.
– Лин, сядь, – попросила она тихо.
Лин подчинился. Он сел рядом с креслом на пол.
– Я знаю, зачем ты пришёл, – сказал она. – А ты помнишь, как всё хорошо начиналось? – вдруг спросила она. Лин понял, что она смеётся. Смеётся их несбывшемуся счастью, их не родившимся детям, их будущему, которому не суждено было свершиться. – Мы были такие…
– Молодые? Глупые?…
– Нет. Мы были чистыми, Лин… А теперь… – Жанна вздохнула. – Теперь мы все словно… словно искупались в крови. Мы ею замараны на всю оставшуюся жизнь, Лин.
– Я – замаран! Пятый – тоже, но ты… Ты-то тут при чём? Ты не была там, Жанна! Ты не можешь этого всего знать! Это мы, а не ты…
– Я слишком сильно любила тебя. И сейчас я тоже слишком сильно тебя люблю для того, чтобы останавливать и увещевать. А что касается того, кто где был… Я словно была там, с тобой, все эти годы. Я… какую чушь я несу! Лин, пойми, наконец, самое главное. Я не держу тебя. Мне просто очень больно оттого, что я бессильна. Думаю, тебе знакомо это чувство.
– Знакомо. Слишком хорошо. Жанна, я хотел сказать… Понимаешь, мы все эти годы дрались за жизнь, дрались отчаянно, удерживали друг друга от смерти… а потом, когда всё кончилось, мы вдруг поняли, что драться-то было не из-за чего. Нас просто не осталось. Совсем. Тебе некого любить, Жанна. Нет, правда! Того Лина, которого любила ты, больше нет. Я – не он. Я…
– Хватит, Лин. Подойди ко мне, дай тебя обнять. Напоследок.
Лин покорно встал и подошёл к ней. Жанна поднялась к нему навстречу, протянула руку и погладила его по волосам. Несмело, словно стесняясь, робко. Он опустил голову, а затем, совершенно неожиданно для себя, взял Жанну за плечи и притянул к себе. Обнял. Крепко-крепко. Она тоже обняла его за шею и с минуту они стояли неподвижно. Затем Жанна, как когда-то давным-давно, потрепала его по голове. Лин уткнулся лицом в её плечо. Ему вдруг показалось, что открой он сейчас глаза, он увидит солнечный полдень, море и скалы… а потом к ним подойдёт Пятый…нет, не Пятый вовсе, а Дзеди, друг Дзеди, и скажет:
– Катер здесь… эй, влюблённые! Вы будете тут так вечно стоять? Пошли!
И они пойдут, а затем полетят куда-нибудь… туда, где всем хорошо и где вечное лето… И солнечный день никогда не оставит их. Никогда…
Лин открыл глаза. За окном стояла ночь. Колючие звёзды не могли ничего поделать с темнотой, заполнившей собой всё.
– Прости меня, – прошептал Лин. – Прости, если сможешь…
– Я отпускаю тебя, – прошептала она в ответ. – И прощаю. Иди.
Лин отвернулся от неё и с размаху бросился в стену. Он выскочил в своей комнате, но Пятого там уже не было. На столе лежала записка, обычный клочок невесть откуда взявшейся в Доме бумаги. “Лин, я в эллинге. Жду до шести утра. Если ты не придёшь, я не обижусь. Тебя на этом свете хоть кто-то любит, а это надо ценить. Решай сам”.
– Решай… – усмехнулся Лин. – Да что тут решать?…
Он снова вошёл в стену. Выйдя, сразу увидел друга. Пятый стоял возле их катера, прислонившись к нему спиной, и курил. Спокойно, отрешённо. Свои очки (а с очками он последнее время не расставался) он положил на выступ в стене эллинга, там же лежала и сигаретная пачка.
– Пришёл, – констатировал он. – Я тебя не ждал, честно говоря.
– Ты думал, она меня удержит? – спросил Лин. Пятый кивнул. – Меня – того – она бы удержала. Меня – этого – не удержит ничто. И никто. Пойдём, Пятый.
– Пойдём, – согласился тот. – Я ещё хочу досмотреть восход.
…Катер они отправили обратно домой – он только мешал. Площадка, их любимая восточная площадка, была пока ещё совсем тёмной – до рассвета было ещё минут двадцать. Закурили. Сели. Помолчали.
– Лин, а ты помнишь?… – вдруг начал Пятый. – Помнишь, как ты рассказывал о том, что вы решили устроить помолвку? Мы ещё летали на море?
– Помню, – отозвался Лин.
– Я после этого пришёл сюда. Просто посидеть. Тоже ждал восхода. Но не досмотрел. Тогда… я хотел спать, Лин. У меня не хватило терпения.
– Жаль… ты решил исправить ошибку?
– Если позволишь.
– А давай поделим этот восход, – предложил Лин. – Мы же всё делили. Раньше… помнишь?
Пятый кивнул. За морем занималась заря. Поначалу несмелая, неуверенная, она с каждой минутой разгоралась всё ярче, лучи восходящей звезды окрашивали всё, до чего могли дотянуться, в сочные и восторженные утренние тона, небо, казалось, отодвинулось куда-то в бесконечность, звёзды меркли… скальная площадка, на которой они сидели, стала по сравнению с окружающим миром совсем крошечной. Казалось, что воздух вокруг них звенит, словно в нём вдруг родились тысячи колокольчиков, славящий новый день…
Пятый щелчком отбросил сигарету и поднялся. Лин встал следом за ним.
– Я первый, Лин, – сказал Пятый.
– Вместе, – попросил тот.
– Хорошо.
Они стояли на самом краю скального уступа, и им показалось вдруг, что этот мир ждёт, когда они, сделав совсем маленький шаг, сольются с ним навечно…
– Эй, ребят! – позвал вдруг их откуда-то весёлый голос. – По-моему, вам лучше сюда, чем туда!
Лин приоткрыл глаза и увидел, что прямо перед ними, в утреннем холодном воздухе, висит катер. Не четвёрка. Отнюдь. Это был здоровенный и очень красивый катер Сефес Энриас. А на нём (не в нём, а именно на нём, просто сверху, как на скамейке) сидели двое Сефес и…
– Арти… – потрясённо вымолвил Пятый.
Ты забери меня с собой
Я этого хочу,
Я не противлюсь, нет.
Но угасает свет,
Я слышу голоса,
Зовущие вперед.
Я подготовлюсь,
дальний путь
и я пойду с тобой,
пусть Бог меня простит.
Ты только подожди,
Но ты уж далеко,
Как точка на снегу,
Виднеешься едва.
Мне нашептали голоса
Странные слова
О жизни и любви,
Но я уже в пути.
Ты только подожди,
Хоть ты уж далеко,
Я догоню тебя.
Идти ведь нелегко,
Дорога дальняя…
Пятый
Москва, 1976—1985г.