По всей справедливости должно сказать, что этому чиновнику мы обязаны за новое основание у нас театра, послужившее к продолжению его и до настоящего времени. Тогда, на первый случай, смастерили балаган, устроили подмостки, повесили декорации и поспешили начать представление. А между тем на площади, против дворянского дома, выстроен театр, да какой! Правда, из досок, но кроме того, что сцена была обширная, глубокая, в зале было 17 лож в верхнем, лучшем ярусе и 15 внизу; несколько рядов кресел, партер, амфитеатр и галерея. Для большего удобства были выходы для каждого отделения зрителей. Декорация, по тогдашнему времени и способам, явилась приличная, выгодная и благовидная.
Все ложи и много кресел были немедленно абонированы, и уже счёт шёл не на время, но на число представлений. Цены были немного дороже прежнего. «Севильский цирюльник»*, большая комедия Коцебу* и другие маленькие комедии, все русские оперы тогдашнего времени беспрестанно сменялись на нашей сцене. Чада Талии, скитающиеся по России, услышав о новом для них пристанище, явились изумлять нас своими дарованиями. Довольно было и того, что было место, где собирались все, и все с удовольствием проводили время.
Видя готовность публики поддерживать театр, один из актёров пустился на спекуляцию: взял всё содержание театра на себя. Прекрасно. Кроме директора, по препоручению правительства, имевшего обязанность наблюдать за пристойностью в представлениях, не нужно было заниматься никакими экономическими расчётами вообще по театру и частно с актерами. Дело шло хорошо. Публика продолжала усердно посещать каждое представление; доходы театра множились... Но вот содержатель, не заплатив актерам за несколько месяцев следующего им жалованья и других своих значительных долгов, скрылся из города, не объявив прежде о том, но не забыв взять театральной кассы и начавшего составляться гардероба... Сиротствующие любимцы муз готовы были рассеяться, но Аполлон сжалился над ними и пожелал продлить удовольствие наше. Явилась новая труппа, и с остатками нашей — составилось целое. Публика взяла снова всё на своё попечение. Начались представления. Но что же? Главные лица были нерусские, худо говорившие по-русски, с чудным акцентом, с нестерпимым чванством и самоуверенностью. Графа, по нужде барона ещё возьмутся сыграть, но простого дворянина ни за что. «Гонор маю, не позволяет играть то же лицо, кеди я сам. Бо я шляхтич есмь». Так говорили они. Роли для них должны были писать латинскими буквами. Жалованье потребовали и по теперешнему времени значительное. Примадонна и первый актёр получали по 1200 рублей в год и по бенефису для каждого, в лучшее время. Прочие (а глядя на них. и наши, прежде двухсотные, потянулись за 1000) — 800 и бенефисы на каждое лицо. И вот на бенефис даётся «Гамлет», перевода самого актёра!!! Чудесные пьесы того же переводчика являлись часто: «Испытание огнём и также через воду», «Междоусобная война у французов с итальянцами», «Оба Фигаро» (Les deux Figaro), «Страшная чёрная маска», «Ариадна одна, оставленная на острове Наксосе», «Месть за злодеяние», — названия прочих ужасов не помню. Мало переводилось с польского, а по объявлению переводчика, переводы были с английского, испанского и, наконец, с американского, потому что действие было в Соединённых Штатах; явилась страшная пьеса и его сочинения... да, не прогневайтесь, так объявлено было. И это была трагедия «Бианка Капелла» из Мейснеровой повести русского перевода*, разбитая на действия. Страшно было смотреть, как эти короли, герцоги тиранствовали! На сцену выводилось десятка по два солдат, а предводители этих армий в шляпах с перьями, с нашитыми в разных местах какого-то платья буфами... И вот герой, геройственнейший пред соперником, закричит, заревёт, взмахнёт мечом, раздаётся сиповатый голос суфлёра: «Падайте, падайте!» — и противная армия чебурах вся наповал. Публика, заплатившая медные деньги, рукоплещет из всех сил, громче актёра кричит: «Фора! фора!» Мёртвые встают, и герой, изумивший своею храбростью, снова размахивает мечом, и враги его падают снова, якобы вторично побитые!
— Сделайте милость, батюшка, прикажите комедиантам представить «Гамлета». Мы его редко видаем. — Так, разглаживая свою пушистую бороду, молил один из первостатейных управлявшего тогда театром.
— Помилуйте, — отвечал тот, — пьеса искажена в переложении, и как ужасно сыграли они ещё вдобавок!
— Слова нет, батюшка, гадко, из руки вон. Сюжета мы не поняли. Но изволите видеть: всё приятнее видеть на сцене королей, герцогов и других героев, чем простых дворян, которых мы ежедневно встречаем.