Так же слепа к слезам Софьи, так же глуха ко всем ее мольбам была премудрая тетка, так же непреклонно решила она отдать трепещущую девушку в объятия тюремщика Блайфила. С большой запальчивостью она отвечала:
- Вы глубоко заблуждаетесь, сударыня, думая, будто дело касается только вас одной: вас оно касается меньше всего и в последнюю очередь. В союзе этом затронута честь вашей семьи, вы же - не более как средство. Неужели вы воображаете, сударыня, что при заключении брачных договоров между державами - например, когда французскую принцессу отдают за испанского принца,- во внимание принимают только интересы невесты? Нет, брачный союз заключается скорее между двумя королевствами, чем между двумя отдельными лицами. То же делается и в знатных фамилиях, таких, например, как наши. Родственная связь между фамилиями - самое главное. Вы должны больше заботиться о чести вашей семьи, чем о ваших личных интересах. И если пример принцесс не способен внушить вам эти возвышенные мысли, то, уж во всяком случае, вы не можете пожаловаться, что с вами поступают хуже, чем с принцессой.
- Надеюсь, сударыня, что я никогда не обесчещу моей фамилии,- отвечала Софья, несколько возвысив голос.- Но что касается мистера Блайфила, то, каковы бы ни были последствия, я решила не выходить за него, и никакая сила не расположит меня к нему.
Вестерн, подслушавший большую часть этого диалога, потерял всякое терпение, в сильнейшем возбуждении он ворвался в комнату с криком:
- Будь я проклят, если ты за него не выйдешь! Будь я проклят, если ты не выйдешь! Вот тебе и все, вот и все! Будь я проклят, если ты не выйдешь!
В сердце миссис Вестерн накипело немало гнева против Софьи, но он весь вылился на сквайра.
- Меня крайне поражает, братец,- сказала она,- что вы суетесь в дело, которое всецело предоставили мне. Заботясь о чести нашей фамилии, я согласилась взять на себя посредничество, чтобы исправить допущенные вами ошибки в воспитании дочери. Ибо это вы, братец, вашим бестолковым поведением уничтожили все семена, брошенные мной в ее нежную душу. Вы сами научили ее неповиновению.
- Фу, черт! - завопил сквайр с пеной у рта.- Вы способны вывести из терпения самого дьявола! Я научил дочь неповиновению? Вот она сама здесь. Скажи правду, дочка, приказывал я тебе когда-нибудь не слушаться меня? Разве я тебе не угождал и не ублажал тебя всячески, лишь бы ты была послушна? Да она и была послушна, когда была маленькой, когда вы еще не взяли ее в свои руки и не испортили, набив ей голову придворной дребеденью. Да! да! да! Я сам собственными ушами слышал только что, как вы говорили ей, что она должна вести себя как принцесса! Вы сделали вига из моей дочки. Как же отцу или кому-нибудь другому ожидать от нее повиновения?
- Братец,- отвечала миссис Вестерн с крайне высокомерным видом,словами не выразишь, как жалки ваши политические рассуждения! Но и я обращусь к самой Софье, пусть она скажет:
учила ли я ее когда-нибудь неповиновению? Скажите, племянница, разве я не старалась, напротив, внушить вам отчетливое представление о разнообразных отношениях человека к обществу? Разве я не затратила величайшего труда на доказательство того, что закон природы повелевает детям быть почтительными к своим родителям? Разве я вам не приводила слова Платона по этому предмету? Предмету, в котором вы были так баснословно невежественны, когда я взяла вас под свою опеку, что, я убеждена, не знали даже о родстве между дочерью и отцом.
- Ложь! - воскликнул Вестерн.- Софья не такая дура, чтобы, дожив до одиннадцати лет, не знать, что она сродни отцу.
- О, варварское невежество! - отвечала столичная дама.- А что касается ваших манер, братец, так они, доложу вам, заслуживают палки!
- Что ж, поколотите меня, если вы в силах,- сказал сквайр.Племянница, я думаю, с удовольствием вам поможет.
- Братец,- вспылила миссис Вестерн,- хотя я бесконечно презираю вас, однако не намерена терпеть долее вашу наглость и приказываю немедленно закладывать лошадей! Я решила уехать от вас сегодня же утром.
- Скатертью дорога! - отвечал сквайр.- Если на то пошло, так и я не могу больше сносить вашу наглость. Проклятие! Довольно и того, что вы меня унижаете и выставляете дураком перед дочкой, твердя каждую минуту о своем презрении ко мне.
- Унижаю? Унижаю? - негодовала тетка.- Да мыслимо разве унизить мужика, у которого такой норов?
- Боров! - воскликнул сквайр.- Нет, я не боров, и не осел, и не крыса, сударыня! Запомните, что я - не крыса. Я - истый англичанин, не вашего ганноверского помета, который только опустошает нашу страну.
- Ты один из тех мудрецов, бессмысленные убеждения которых привели Англию на край гибели, ослабляя власть нашего правительства внутри страны, приводя в уныние наших друзей и ободряя врагов за рубежом.
- Хо-хо! Вы опять за свою политику? - воскликнул сквайр.- Да чихать я хочу на вашу политику, как на...
И он украсил последние слова телодвижением, как нельзя более для этого подходящим. Что тут, собственно, больше задело миссис Вестерн - словечко ли брата или же его презрительное отношение к ее политическим мнениям,- я не берусь решить, только она пришла в неописуемое бешенство, грубо выругалась и тотчас выбежала вон. Ни брат, ни племянница не подумали остановить ее или пойти за ней вслед: Софья была так опечалена, а сквайр так разгневан, что оба остались прикованными к своему месту.
Сквайр, впрочем, пустил сестре вдогонку возглас, которым охотники приветствуют зайца, только что поднятого собаками. Он был вообще большим искусником по части упражнения голосовых связок и имел особенный возглас почти на каждый случай жизни.
Женщины, знающие, подобно, миссис Вестерн, свет и изучавшие философию и политику, мигом воспользовались бы душевным состоянием мистера Вестерна, обронив несколько лестных замечаний насчет его ума в ущерб его ушедшей противнице, но бедная Софья была слишком проста. Этим мы не хотим сказать читателю, что она была глупа, хотя эти слова обыкновенно употребляются как синонимы. Нет, Софья отличалась большим и незаурядным умом, но ей недоставало искусства, из которого женщины извлекают столько пользы в жизни и которое, проистекая скорее из сердца, чем из головы, часто бывает достоянием набитых дур.
ГЛАВА IV Портрет сельской помещицы, срисованный с натуры
Кончив свои выклики и переводя дух, мистер Вестерн начал в очень патетических выражениях жаловаться на несчастную участь мужчин, которым, сказал он, "вечно приходится терпеть от причуд то одной проклятой бабы, то другой".
- Кажется, уж довольно натерпелся от твоей матери, но не успел от нее увильнуть, как уже другая за ней следом бежит. Да шалишь! Таким способом меня ни одной бабе загнать не удастся!
Софья никогда не спорила с отцом до несчастного сватовства Блайфила, разве только вступалась за мать, которую горячо любила, хотя и лишилась ее на одиннадцатом году своей жизни. Бедная женщина была преданной служанкой сквайра все время их брака, и за ее преданность он платил тем, что был, как говорится, хорошим мужем. Он очень редко (пожалуй, не больше одного раза в неделю) бранил ее и никогда не бил; она не имела ни малейших поводов для ревности и была полной госпожой своего времени, потому что муж никогда ей не мешал, проводя все утро в охотничьих упражнениях, а вечер - за бутылкой с приятелями. Жена видела его только урывками за едой, когда имела удовольствие раскладывать по тарелкам те кушанья, за приготовлением которых перед тем наблюдала. Из-за стола она уходила минут через пять после ухода прислуги, подождав, когда произнесут тост "за короля заморского". Это делалось, по-видимому, по распоряжению мистера Вестерна, который держался того мнения, что женщины должны являться к столу с первым блюдом и уходить после первого бокала. Повиноваться этому распоряжению было дело нетрудное, ибо застольная беседа (если только то, что происходило, может быть названо беседой) редко могла занять даму. Она состояла преимущественно из нестройных возгласов, пения, охотничьих рассказов, крепких словечек и брани по адресу женщин и правительства.