Это порождало совершенно новое чувство общности, и именно совместными усилиями предстояло разбить врага. Причем противостоять ему предстояло не только регулярным войскам. Потому что Сталин призвал к партизанской войне, к тому, чтобы мосты и дороги были взорваны, препятствуя наступлению немцев, чтобы все имущество, которое невозможно эвакуировать, — уничтожалось. Это была политика «выжженной земли», пусть даже и своей собственной. Однажды она уже принесла сокрушительное поражение Наполеону. А ведь император французов тоже поначалу добился немалых успехов, прежде чем потерпеть неудачу. Советы рассчитывали, что исторические аналогии сыграют в их пользу. Сталин все время приводил в пример поход Наполеона. Он взял на себя обязательства добиться таких же успехов, каких добился русский парод, победив армию корсиканца. Такая кара должна была постигнуть Гитлера за то, что он осмелился напасть на «матушку Россию».
Лозунги хозяина Кремля попали на благодатпую почву. С начала 1942 года многочисленные партизанские отряды превратили жизнь солдат вермахта в ад. Число заявлений о добровольном вступлении в ряды Красной армии взлетело до небес. А там, где дисциплина в войсках оставляла желать лучшего, диктатор и его пособники реагировали, как правило, жестко и неумолимо. Так до конца войны было приведено в исполнение 158 000 приказов над красноармейцами, заподозренными в дезертирстве. Политкомиссары под угрозой оружия гнали своих собственных солдат в атаку, и подчас даже башенные люки танков заваривались перед боем, чтобы у экипажа не было возможности, устрашившись опасности, покинуть машину. Им ничего не оставалось, как до последней капли крови исполнять приказ советского командования — «выстоять или умереть».
Но не только эти архаичные методы ведения войны помогли Советам. Вскоре после начала войны немецкие солдаты вынуждены были познакомиться с доселе неизвестным им оружием. Новому танку Т-34 с его почти пятисантиметровой броней нипочем были немецкие гранаты. «Нам сказали: „Ребята, мы настолько превосходим их, что просто сотрем эти русские танки с лица земли“, — вспоминает Ханс Эрдманн Шюнбек. — Но тут мы вдруг увидели широкие следы их гусениц, в которых наши танки почти утонули. Мы задали себе вопрос: "И как мы их уничтожим?“» От брони «тридцатьчетверок» бессильпо рикошетили снаряды до сего момента весьма успешных противотанковых орудий калибра 3,7, получивших после этого у немецких солдат прозвище «устройство для простукивания танка». Правда, спустя несколько недель немцы выяснили, что чудо-танки можно сначала остановить прицельным выстрелом по гусеницам, а потом разрушить кинутой с близкого расстояния связкой гранат. Но все же везде, где появлялся Т-34, он сеял страх и ужас в немецких войсках.
То же самое можно было сказать и про другое оружие, которое впервые было использовано в середине июля 1941 года. Советские солдаты называли его «катюша». Немцы дали ему название «Stalinorgen» (Сталинский орган). Речь здесь шла о «гвардейском миномете» — ракетной установке нового типа, которая вначале существовала только в виде нескольких экспериментальных моделей, но тем не менее оказывала мощное психологическое воздействие. Под закладывающий уши вой «катюша» выпускала целые ракетные залпы. Несмотря на то что точность попадания в цель оставляла желать лучшего, даже опытные солдаты впадали в панику, когда вокруг в течение полуминуты взрывалось более пятидесяти ракет. Первая же атака «катюш» нанесла немецким войскам большие потери, поэтому Москва распорядилась срочно начать массовое производство «органов».
Эффективность нового оружия и решительность советских подразделений в оборонительных боях привели к тому, что темп наступления немецкой армии заметно снизился. Вместо прежних 50 и более километров в день передовые танковые подразделения преодолевали теперь ежедневно «всего лишь» 30 километров. Впрочем, и это был весьма стремительный темп, особенно если вспомнить, что наступление проходило на территории ожесточенно обороняющегося врага. Между Смоленском и Оршей немецкие танковые группы Гота и Гудериана к 24 июля снова взяли в кольцо 15 советских дивизий. Снова Красная армия потеряла 300 000 солдат и более 3000 танков.
Но вопреки этой и другим менее значительным победам предполагавшаяся «легкая прогулка» в Москву все больше и больше превращалась для вермахта в кровопролитное шествие с многочисленными жертвами. Только в течение шести первых недель войны погибло почти 60 000 немецких солдат. «Цифры потерь были существенно выше тех, что озвучивались официально, — констатирует историк Бернд Вагнер. — Расход боеприпасов тоже был значительно выше, так же как износ снаряжения, оснащения и вооружения. Все это не вписывалось в первоначальные планы и выводило из равновесия всю систему».