У самого Фридриха сложилось представление, что снять осаду (1 июля) его принудил захват австрийцами у Домштадля, в 3 милях севернее Ольмюца, большого транспорта с продовольствием и снарядами. В действительности же фельдмаршалу Дауну в то время уже удалось проделать другой маневр, о котором король еще ничего не знал, но который должен был воспрепятствовать взятию Ольмюца, даже если бы этот большой транспорт и прибыл благополучно. Дело в том, что как только началась действительная осада, Даун, смирно просидев 17 дней у Лейтомышля, продвинулся ближе и расположился в расстоянии одного перехода от Ольмюца, сперва восточнее у Гевича, затем южнее у Добромилича и Вейшовица, на тщательно выбранных позициях, которых король не мог бы атаковать своими слабыми силами. В тот же день, когда прусский транспорт был уничтожен под Домштадлем, Даун, совершенно неожиданно, ночным форсированным маршем (больше 6 миль в 4 часа), перехватил у короля левый, восточный берег Марха, реки, на которой стоит город Ольмюц. На этом берегу крепость с самого начала была лишь слабо обложена пруссаками; в момент, когда появилась австрийская армия, пруссаки были принуждены совершенно очистить этот берег реки, и они даже сломали позади себя мосты163. Даун стоял перед крепостью и в каждое мгновение мог настолько усилить ее гарнизон, что штурм был бы совершенно невозможен. Но раньше чем об этом узнал Фридрих, он уже отдал приказ об отступлении и уже начал отходить вследствие несчастья с транспортом под Домштадлем.
Согласно современным стратегическим воззрениям, ничто как будто не мешало Фридриху переправиться со всеми своими силами в каком-нибудь месте через Марх и атаковать Дауна. Ведь где-нибудь он мог бы его настигнуть на такой позиции, где ему было бы возможно двинуть в атаку свои батальоны и эскадроны. Но мы не встречаем указаний на то, чтобы такая мысль даже приходила в голову Фридриху. Выгода, какую при создавшемся положении могла ему принести победа, уже не находилась в соответствии ни с опасностью поражения, ни с размером потерь, которых при этом надо было ожидать. Ибо после утраты большого транспорта, даже в случае победы, нечего было и думать ни об осаде, ни вообще о продолжении кампании в Моравии.
Таким образом, надо отдать справедливость Дауну, что он почти без кровопролития, одним искусством своих маршей и выбором позиций нанес поражение Фридриху.
Он не дал прусскому королю ни удобного случая дать сражение, ни возможности продолжать осаду.
Но эти-то самые свойства, это искусство осторожного маневрирования, при помощи которых австриец одолел прусского короля, помешали ему извлечь теперь из своей победы все те выгоды, какие судьба ему словно протягивала щедрой рукой.
Фридрих направил свое отступление через Богемию на Кениггрэц. Он и не подозревал, на каком близком от него расстоянии уже находился Даун на другом берегу Марха, и решился разделить свою армию на две части с тем, чтобы самому идти с одной частью впереди, дабы отбрасывать подвернувшиеся австрийские отряды и расчищать дорогу фельдмаршалу Кейту, руководившему осадой и следовавшему теперь с огромным обозом.
Теперь, когда мы можем обозреть обстановку в целом, представляется почти необъяснимым, как Даун мог упустить подобный случай и не обрушился со всеми своими силами на этот прусский корпус, который за 7 дней прошел лишь 8 миль (расстояние по прямой линии до Цвитау) и для которого мелкие австрийские отряды являлись серьезной угрозой. В этом случае нельзя себе представить, как бы пруссаки могли избежать тяжелого поражения. Король опередил Кейта на целый переход и не мог бы ему прийти на помощь.
Как велик был страх у пруссаков перед возможностью удара австрийцев в тыл, свидетельствует ходивший в прусской армии рассказ: комендант Ольмюца, генерал Маршал, когда ему предложили преследовать отступающих, будто бы сказал: "Они уже достаточно натерпелись несчастий; пусть себе уходят с миром"164.