Остров Сфактерия поднимается над морем сплошной стеной утесов в несколько сот футов высоты. Он очень узок (500-750 м), а в длину имеет половину немецкой мили (около 3,5 км). Высадка возможна только в семи местах, причем из этих семи мест одно лежит на северной оконечности острова, а все остальные сосредоточены посредине или на юге. Однако у северной отмели берег тотчас круто поднимается вверх, так что там нельзя было бы высадить и развернуть большой десант; более удобные для производства десанта места представляли афинянам средний и южный берега, где непосредственно у моря не встают крутые высоты, а образуется между утесами широкий и пологий склон. Спартанскому коменданту Эпитиду было бы достаточно установить наблюдение только за этими пунктами.
Семь ежедневно сменяемых постов - по два спартиата и дюжине илотов, - едва ли такую стражу можно было бы назвать чересчур обременительной.
Но если бы даже спартанцы это и сделали, то, думает Мейер, от этого почти ничто не изменилось бы.
Афиняне легко расправились бы с небольшим сторожевым отрядом и утвердились бы на острове, прежде чем подоспела бы помощь. Такое понимание военной обстановки во всех отношениях ошибочно. О "расправе" со сторожевым отрядом не может быть и речи, так как он, само собой понятно, вовсе не вступил бы в бой: его единственная задача - своевременно дать сигнал и выслать гонца. Нужно было только правильное несение службы этим сторожевым аппаратом. Высадка десанта в несколько тысяч человек (гоплитов и легковооруженных) на тесном пространстве совершается не так-то быстро. Ни один пункт берега не был удален от спартанского лагеря (в центре острова) больше, чем на четверть мили (1,75 км). Между тем мы видели, что те участки берега, где действительно была возможна высадка, лежали все в одном направлении; следовательно, если бы спартанцы расположились лагерем не совсем посредине острова, а несколько ближе к югу, то они могли бы прибыть еще быстрее. Если бы афиняне высадились на северном конце, то спартанцам потребовалось бы несколько больше времени, чтобы туда подойти, но все же они пришли бы раньше, чем афиняне успели бы взобраться на утесы. То место, где, по мнению Грэнди, фактически высадились афиняне (у источника, посредине острова), отстояло от лагеря спартанцев не более как на 1 200 м. Таким образом, следует признать по меньшей мере весьма спорным вопрос, кто быстрее успел бы обернуться - афиняне ли выстроиться в боевой порядок или же спартанцы (если бы они были вовремя предупреждены) начать атаку; а при той грозной славе, которой все еще пользовалась спартанская фаланга, едва ли бы даже удалось двинуть на противника большой десант, уже высадившийся, но еще не выстроившийся. Грэнди совершенно прав, говоря, что рассказ Фукидида об этом сражении афинян с небольшой спартанской фалангой, которую они превосходили численностью в несколько раз, производит такое впечатление, точно свора собак окружила умирающего льва, воет и лязгает зубами, но не смеет к нему подступить.
Если бы Мейер был прав в своем утверждении, что "такую протяженную позицию, как сфактерийская, невозможно защищать от внезапного нападения", или, иными словами, если бы возможность неудачи для афинян при их огромном численном превосходстве была совсем исключена, то тогда совершенно ясно, что всех афинских полководцев, противившихся этому предприятию, следовало безжалостно клеймить позором. Но Мейер и сам не преминул добавить, что "нападение на остров все-таки было смелым предприятием", так как противник мог случайно получить предостережение или случайно оказаться очень бдительным. Если заменить эту "случайную бдительность" постоянной и обязательной, то все расхождение между мною и Мейером будет устранено. Но было бы совершенно ошибочно из ясного сознания опасности предприятия делать заключение об его несвоевременности.
Если Мейер, меняя смысл моих слов, говорит, что я, подобно Никию, "склонен считать высадку чистым дилетантизмом, преступавшим все законы правильного, методического ведения войны", то это лишь доказывает, как плохо он понял меня. То же непонимание породило и другой упрек, будто я упустил из вида, что афиняне не смогли бы сохранить свою позицию, если бы блокада затянулась до зимы. Я не привел этого соображения, так как оно слишком очевидно; само собою разумеется, что афинянам было в высшей степени важно принудить к сдаче гарнизон Сфактерии до наступления зимы.
Объявив высадку на Сфактерии довольно легко выполнимым делом, Мейер вполне последовательно отводит и мою ссылку на невыполненную при аналогичных обстоятельствах высадку на Альзене, - ссылку, которую я привел для освещения обстановки; в деле при Альзене датчане господствовали над морем, и пруссакам пришлось бы высаживаться под датским картечным огнем. Значит, здесь предприятие было действительно чрезвычайно трудным и опасным. Различие совершенно очевидно, но оно сглаживается другими обстоятельствами. Остров Альзен имеет 2 мили (15 км) в длину, и берега его изрезаны глубокими бухтами, так что здесь могло бы пройти много часов, пока главные датские силы проявились бы на том участке берега, который подвергся бы внезапному нападению. Сфактерия же - совсем небольшой островок, где гарнизон, если бы только провел правильную подготовку и нес бдительную стражу, всегда мог бы почти мгновенно явиться на место. Следовательно, tertium comparetionis заключается в том, что и здесь, и там успех зависел исключительно от неожиданности нападения. В заключение замечу еще, что Мейер перепутал попытки переправы в альзенском деле. Попытка, о которой я говорю, предполагалась совсем не на том месте, где потом фактически под артиллерийским огнем была осуществлена другая, о которой говорит Мейер. У Баллегаарда, где предполагалась первая такая попытка, фиорд настолько широк, что от прибытия одного транспорта до прибытия другого должно было пройти 2 часа; зато это место лежит очень далеко от Зондербурга. А Затруп, где три месяца спустя действительно была совершена переправа, лежит довольно близко от Зондербурга, но зато и фиорд здесь очень узок.