Наиболее выгодным товаром, без сомнения, были рабы, содержавшиеся в огромных количествах всеми наиболее культурными государствами, за исключением Индии (Страбон, XV. 1; 34, 54, 59). Точных сведений о рабовладельчестве нет, тем не менее, известно, что египетский царь Рамзес III (1185-1153 гг. до н. э.) подарил за время своего царствования богам, то есть жреческой касте, помимо громадных земельных участков, 113 433 рабов; в Афинах на одного свободного гражданина приходилось 20 рабов, на маленьком острове Эгине число рабов достигало 470 000. Из них только небольшая часть была местными уроженцами, большая же часть была привезена из других стран. Военные законы того времени давали победителю неограниченное право распоряжаться жизнью и имуществом побежденных. Военнопленные обычно становились рабами, а потому финикийские купцы имели обыкновение следовать по пятам за армиями и флотами с тем, чтобы скупать за гроши военнопленных. Некоторые дикие племена продавали своих единоплеменников, и это явление имело место даже у израильтян. Центральным пунктом работорговли был Тир, а главным невольничьим рынком – священный остров Делос, где иногда в течение одного только дня продавалось несколько тысяч рабов (Страбон, XIV, 4; 2).
Финикийцы, в течение многих веков не имевшие конкурентов в морской торговле (греки начали морскую торговлю вне своих пределов лишь около 800 г. до н. э., а западные народы – еще позже) всецело монополизировали ее и получали большие доходы.
Как в умении вести торговлю, так и в судоходстве они оставляли далеко позади себя другие народы; они имели хорошо развитое коммерческое чутье, дававшее им возможность правильно оценивать все условия страны, с которой они вели торговые сношения, ее товары, порты и пути сообщения, потребности и склонности народа, ее законы и ее финансы. Для идеального купца честность должна стоять на первом плане; при установившихся продолжительных торговых сношениях ее требует простой разум; здоровой может считаться лишь та сделка, которая выгодна для обеих сторон, когда каждый за то, что дает другому, приобретает то, что представляет для него наибольшую в данный момент ценность.
Идеальными купцами финикийцы никогда не были. Они стремились главным образом к материальному успеху и наслаждениям; высокие цели, научные, национальные и вообще идеальные стремления были чужды им. Торговля была единственной целью их плаваний. Общаясь преимущественно с малокультурными народами, которые еще не знали денег, они вели торговлю в развоз, то есть кормчий был одновременно и судовладельцем и собственником груза и продавал его там, где это было выгоднее. Ни расширением своего государства, ни его могуществом, ни просвещением более диких народов финикийцы не интересовались; они не заботились и о расширении своих собственных познаний о чужих народах и государствах – заботься они об этом, наши сведения о древнем мире были бы много обширнее, чем это есть в действительности. Боясь конкуренции и желая удержать монополию в морской торговле, они держали в тайне свои плавания и их цели, и не делились ни с кем сведениями об известных им странах и морях.
Рассказы о таких морских ужасах, как Сцилла и Харибда, об опасных мелях в Сыртских заливах, о том, что в иных местах вода настолько густа, что в ней застревают корабли – все это, несомненно, выдумки финикийцев, имевших целью напугать соперников и удержать их от путешествий в чужие страны; финикийская ложь вошла в поговорку у древних народов. В тех случаях, когда подобные средства не помогали, финикийцы прибегали к насилию, нападая на более слабые встречные корабли своих конкурентов, и попросту выкидывали последних за борт.
Не следует, впрочем, упускать из виду, что все сведения о финикийцах получены нами от их соперников и врагов, и потому односторонни и недоброжелательны. Сами же финикийцы не оставили никаких памятников о себе. Кроме того, надо принять во внимание дух времени и тогдашние условия: международное право не существовало, и на свободном, никому не принадлежащем море правым был сильный. Всякий, предоставлявший себя и свою собственность опасностям моря, требовал от него известного вознаграждения. И выгода не была побудительной причиной действий только лишь финикийского купца, она оставалась и остается таковою же и вообще у купца до нынешних дней. Секретные торговые операции практикуются и в новейшее время, примером чего являются действия американских купцов в торговле с Занзибаром в 1814 г., когда вся слоновая кость шла в Лондон через Бостон. Торговля вообще не принадлежит к числу занятий, развивающих лучшие человеческие качества…
Но, тем не менее, финикийская торговля, как и всякая торговля вообще, имела очень большое значение в истории развития народов. Древняя традиция приписывает именно финикийцам «изобретение» астрономии, хронологии, алфавита, письменности и счета, метрических едениц, монеты и т. п., хотя, в действительности, все это не было созданно ими, а лишь позаимствованно у халдеев, египтян и других народов. Но финикийцы разнесли эти знания по всему известному в древности миру.
Подобным же образом деятельность финикийцев проявилась и в распространении по всей южной Европе и северной Африке полезных растений, пшеницы, масличного дерева, винограда и фруктовых деревьев, произраставших в Азии, и в распространении как произведений мануфактуры и промышленности, например, тканей и металлических изделий, так и самих отраслей промышленности, например ткацкого и красильного дела. Финикийцы являлись распространителями наук и искусств, а, кроме того, форм государственного строя и религиозных воззрений. Этим и объясняется, что все народы древности, имевшие частые сношения с финикийцами, имели много общего с ними в области религиозных воззрений: финикийский Мелькарт сходен с Геркулесом, Астарта с Афродитой и т. д.
Финикийцы явились новаторами в облости морского дела, судостроения, навигации и т. п. Любопытно, что недавние находки (в июне 1999 г.) у Ашкелона финикийских торговых судов, затонувших около 750 и 700 г. до н. э. более чем в 50 км от берега, опровергают распространенное мнение, будто древние мореходы старались не выходить в открытое море и не терять из виду сушу. Эти корабли, типичные торговые суда (длиной 16 и 18 м, соотношение длины и ширины 3:1) направлялись из Ханаана с грузом вина и масла (каждый вез около четырехсот 18-20 литровых амфор), вероятно, в Египет или в Карфаген. Приорететом финикийцев в области мореплавания можно объяснить то, что морское дело у всех культурных народов древности имело очень много общего, что доходило даже до таких мелочей, как одинаковое платье и головные уборы команды.
В связи с высоким состоянием мореплавания, пиратство и работорговля были развиты у финикийцев более чем у какого-либо другого народа, и в этих занятиях они проявляли больше ловкости и хитрости, чем кто-либо в древности (Одиссея XV; 402 и след.).
В соответствии с торговым духом финикийцев находились и их колониальная политика. Они отнюдь не стремились к созданию новых государств, а основывали лишь фактории, служившие исключительно торговым целям. Если туземцы оказывались сильными, то финикийцы обязывались выплачивать им известные суммы денег за право торговли, если же оказывались слабыми, они подчиняли их себе и с большим умением приступали к извлечению всех возможных выгод из страны. Так ими были приобретены рудники на Кипре и во Фракии, приносившие много меди и золота.
Другим основным принципом их колониальной политики было не допускать в свои владения иностранцев; это делалось с той целью, чтобы только самим пользоваться колониальными богатствами. Они не позволяли, например, грекам селиться на Кипре, этрускам на Корсике и Сардинии: в континентальных колониях они опустошали широкую полосу земли вокруг занятой области, чтобы жители последней не имели общения с соседями. В своих водах они всеми силами препятствовали мореплаванию других народов. Этим путем, в течение нескольких веков, они удерживали греков от проникновения в Тартесс (Андалузия), где они добывали большое количество серебра. Лишь в 630 г. до н. э. туда занесло бурей грека с Самоса, по имени Колай, который, нагрузив свой корабль серебром, по возращении домой поведал своим соотечественникам о чудесной стране.