А в это время Джибурили, победивший в споре, говорит: «Прав был я, — существует еще сострадание у людей». Оба понимают, что в споре своем зашли слишком далеко, нужно исправить случившееся. И с помощью всевышнего возвращаются на землю, но в ином обличье. Появляются в доме купца, где их радушно принимают, но объясняют, что готовятся к похоронам сына. Гости выслушивают рассказ о случившемся. Джибурили обращает молитвы к всевышнему, чтобы тот воскресил мальчика. И происходит чудо, — оживает не только он, но и шесть его братьев. Завершается поэма традиционными призывами к благочестию, праведности, описываются кары за прегрешения и отступничество. Существует несколько вариантов этой поэмы.
История изучения суахилийской литературы показывает, что в ней, во всяком случае к XVIII в., уже сложились собственные жанры и поэтические формы.
Наиболее ранними образцами эпического жанра являются «Поэма об Ираклии», «Поэма о Катирифу», «Поэма о Рас иль-Гхули»; сюда относятся также широко известные у суахилийцев тенди «Абдиррахмани и Суфияни», «Хусейн», «Микидад и Маяса», «Битва при горе Оход» и другие. Сюжеты этих поэтических произведений взяты из мусульманской литературы магази, повествующей о военных походах и деяниях пророка Мухаммада. Однако прямая связь с арабскими прозаическими источниками отнюдь не означает простой их пересказ на суахили в поэтической форме. Заимствуя общее содержание, суахилийский автор достаточно свободно импровизирует.
Ранними образцами философско-нравоучительного (дидактического) жанра являются «Хамзия», «Инкишафи», «Ванги Ванги», «Поэма о милосердии». К религиозной классике суахилийцев относятся также такие нравоучительные тенди, трактующие различные догматы ислама, как «Книга о рождении пророка», «Вознесение пророка», «Эша», «Фатума», «Аюбу», «Судный день», «Злосчастье», «Верблюдица и газель» и многие другие. Датировать хотя бы приблизительно их не представляется возможным, можно лишь предположить, что в тех формах, в которых они известны ныне, эти крупные поэтические произведения были популярны у суахилийцев и на рубеже XVIII—XIX вв. Очевидно также, что одна из основных поэтических форм, утенди (утензи) к XVIII в. выработала и отшлифовала свой собственный поэтический язык и стиль. В ней угадываются две тесно взаимосвязанные, сплавленные в неразрывное целое традиции суахилийского эпического творчества, — уходящая корнями в далекое прошлое древняя народная традиция нгомы и традиция восточной классической поэзии. Безусловно, чтобы обрести присущие тенди уже в произведениях XVIII в. ясные очертания, своеобразный поэтический язык и стиль, потребовалось долгое время и не одно поколение певцов и сказителей.
Таким образом, если становление (XII—XIII вв.) и расцвет (к XVI в.) суахилийской словесности составляет первый этап ее истории, то XVIII в. открывает следующую страницу, когда после периода застоя, вызванного разрушением португальцами суахилийских городов, начинается возрождение литературной традиции. Причем традиции письменной, — именно к XVIII в. относятся самые ранние рукописи крупных поэтических призведений. Очевидно, не в малой степени процессу возрождения послужило сопротивление суахилийских городов португальцам. В суахилийской литературе XVIII в. существовали собственные жанры (эпический, философско-дидактический) и поэтические формы (тенди, машаири), сложившиеся на прочной основе устного народного творчества и приобретшие позднее новые черты под влиянием мусульманской литературы Востока. Эти жанры и формы получили дальнейшее развитие в XIX в.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
На рубеже XVIII—XIX вв. два европейских мыслителя попытались в поэтической форме осмыслить присшедшие исторические перемены. Радищев написал стихотворение «Осьмнадцатое столетие», Шиллер — «Начало нового века».
Русский писатель назвал это столетие «безумным и мудрым». По его словам, оно «новые солнца» явило, «идолов свергло к земле, что мир на земле почитал», «узы прервало, что дух наш тягчили». Но тут же поэт признавал, что у столетия «сил недостало к изгнанию всех духов ада».
С еще большей тревогой смотрел в будущее немецкий поэт: «Старый век грозой ознаменован, и в крови родился новый век».
Для Европы рубеж между веками был обозначен только что закончившейся революцией во Франции, начавшимися войнами Наполеона.
Шиллер не прошел мимо тех событий, которые разворачивались далеко за пределами Европы:
Как полип тысячерукий, бритты
Цепкий флот раскинули кругом
И владенья вольной Амфитриты
Запереть мечтают, как свой дом.
Это была также одна из примет XVIII в. — расширение колониальной экспансии, закрепление европейских держав во многих странах Азии.
Сам по себе этот факт сыграл противоречивую роль в формировании мировой культуры. Установление господства одной страны над другой отнюдь не означает, что обе страны автоматически, равно включаются в общий процесс общественного и культурного развития. Более того, как уже отмечалось, на этом этапе проявлялась своего рода неконтактность культур — отстаивая неприкосновенность своих традиций, деятели порабощенных стран активно сопротивлялись всякому влиянию иноземных культур.
При всем при том XVIII в. существенно способствовал вовлечению стран мира в единый исторический процесс, однако неравномерность их развития не только сохранилась, но и усилилась в XVIII в.
Вклад европейского, или точнее, европо-американского, XVIII в. в мировую культуру был огромным. Этот вклад был прежде всего связан со всем комплексом передовых идей, воплощенных в художественном творчестве писателей-просветителей. Литература Просвещения не только способствовала обогащению духовного мира современников, — были созданы художественные ценности, составляющие и в наше время весомую составную часть великого наследия человеческой культуры.
Существует вместе с тем преемственная связь между идеями Просвещения и передовой идеологией нового века. К. Маркс и Ф. Энгельс в «Святом семействе» отмечали: «Не требуется большой остроты ума, чтобы усмотреть необходимую связь между учением материализма о прирожденной склонности людей к добру и равенстве их умственных способностей, о всемогуществе опыта, привычки, воспитания, о влиянии внешних обстоятельств на человека, о высоком значении промышленности, о правомерности наслаждения и т. д., — и коммунизмом и социализмом» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 2, с. 145—146).
Историческое значение приобрели и те процессы, которые происходили в развитии европейской идеологии на исходе века Просвещения. По словам Ф. Энгельса, XVIII в. (в Европе) «не разрешил великой противоположности, издавна занимавшей историю и заполнявшей ее своим развитием, а именно: противоположности субстанции и субъекта, природы и духа, необходимости и свободы; но он противопоставил друг другу обе стороны противоположности во всей их остроте и полноте развития и тем самым сделал необходимым уничтожение этой противоположности» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 1, с. 600).
Какими бы ни были определяющими метафизические моменты в идеологии Просвещения, безостановочно шел процесс накопления новых элементов, подготавливавших преодоление, снятие этой метафизики.
Перечисляя круги в философии от античности до Маркса, В. И. Ленин так обозначает круг, связанный с переходом от XVIII в. к XIX: «Гольбах — Гегель (через Беркли, Юм, Кант)» (Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 29, с. 321).