В 60—70-е годы русский роман достигает исключительной широты охвата жизни и универсальности. Философия, история, политика, текущие интересы дня свободно входят в роман,
не растворяясь без остатка в его фабуле, но образуя часто (особенно у Толстого и Достоевского) особый план повествования, что не ослабляет русский роман, а придает ему небывалую художественную мощь. Широкая и многокрасочная панорама русской жизни воссоздана в творчестве А. Ф. Писемского (1821—1881), П. И. Мельникова-Печерского (1818—1883) и других писателей. Произведения Тургенева, Толстого, Достоевского, Гончарова выдвигают русский роман на первый план развития жанра в мировом масштабе.
В связи с изменением темпа общественной жизни, ее пестротой, постоянной сменой в ней новых социально-психологических явлений и тенденций в 60—70-е годы широкое развитие получают жанры очерка и рассказа. На смену «физиологическому» очерку 40-х годов, создатели которого стремились запечатлеть черты определенного, сложившегося, устойчивого социального «типа», очерк в литературе 60-х годов приобретает не статический, а динамический характер, становится своеобразным социальным исследованием постоянно движущейся, пестрой и изменяющейся жизни. Автор, рисуя как бы мельчайшие «осколки» социальной жизни, неповторимые, сменяющиеся черты быта и психологии различных слоев населения и общественных классов, стремится художественно запечатлеть и исследовать сокровенную «суть» происходящих в экономике, государственном и социальном строе России, нравственном бытии населения страны сложных исторических процессов. В гениальных очерковых циклах Салтыкова-Щедрина и Глеба Успенского размышления над исторически конкретными типами, событиями, чертами быта и психологии эпохи соединяются с глубочайшим философским анализом общечеловеческих, «вечных» вопросов общественного бытия. Такое объединение тенденций к воссозданию во всей их сложности и исторически неповторимой конкретности реальной атмосферы, образов и событий русской жизни с углубленной философской постановкой основных, «вечных», наиболее сложных вопросов человеческого бытия, личного и исторического, сближает по духу очерки, повести, рассказы, драматургию русских писателей с русским романом в его вершинных проявлениях.
Вторая половина XIX в. была временем высокого расцвета не только русской реалистической прозы и драматургии, но и русской лирики — интимно-психологической и гражданской. Шедевры философской и психологической лирики создают Ф. И. Тютчев и А. А. Фет. Темы красоты, любви и искусства, русской истории и природы получили широкое и многообразное отражение в поэзии А. Н. Майкова и А. К. Толстого. Драматическая сложность внутренней жизни человека переломной эпохи 50—70-х годов, различные психологические грани борьбы страстной личности с терзающими ее сомнениями и рефлексией отражены в поэзии Огарева, Григорьева, Некрасова, Полонского, Случевского. Выразитель идей и чувств русской революционной демократии, увековечивший в своих стихотворениях и поэмах тяжелый жребий, героизм и самоотверженность деятелей русского освободительного движения, Некрасов был также величайшим народным поэтом России. В поэмах («Коробейники», «Мороз, Красный нос», «Кому на Руси жить хорошо»), стихотворениях, посвященных крестьянству, он создал величественный памятник русскому мужику и простой русской деревенской женщине, показал величие и красоту суровой крестьянской жизни и крестьянского труда. Некрасов, как и другие поэты 50—60-х годов (например, Л. А. Мей), широко используют в своих произведениях традиционные образы, мотивы и приемы различных жанров народной поэзии, а также крестьянский язык и бытовое городское просторечие. В творчестве Ап. Григорьева, А. К. Толстого и в особенности Фета и Полонского резко усиливается значение музыкально-эмоционального лирического начала, стремление высказать не только словами, но и музыкой стиха неуловимое и «несказуемое», что впоследствии оказало большое влияние на поэзию русского символизма.
Соратники и продолжатели Некрасова, поэты «некрасовской школы» обращались к изображению жизни трудового крестьянства (И. С. Никитин, 1824—1861, и др.). В поэзии 50—60-х годов развивается также стихотворный фельетон, пародия, различного рода обличительные и сатирические жанры. Творчество таких поэтов-демократов, как Добролюбов, Курочкин, Михайлов, Минаев, объединяет пафос патриотического служения народу, непреклонная верность гражданскому долгу. В 70—80-е годы в поэзию народнической интеллигенции приходит осознание трагической обреченности неравной борьбы революционеров-народников с самодержавием, несущее с собой мотивы одиночества, жертвенности, неизбежности страданий и гибели передовой личности, фатального противоречия между возвышенным, но отвлеченным идеалом и жизнью (С. Я. Надсон, Н. М. Минский и др.).
Во Франции и Англии реализм в XIX в. развивался в условиях уже в основном сложившихся буржуазных отношений. В России дело обстояло иначе. Буржуазное развитие не было здесь подготовлено растянувшимся на столетия процессом медленного «органического» роста собственности и правосознания средних классов. В течение одного столетия, вернее — его второй половины, Россия ускоренно пережила тот драматический и бурный социально-экономический переворот, который в Англии и Франции растянулся на несколько столетий — с XVI по XVIII в. Отсюда крайне существенное различие исторического фона развития литературы. В Англии, Франции, Германии и других западноевропейских странах писатель-реалист, критикуя буржуазную современность, мог противопоставить ей изящество и законченность форм жизни аристократических слоев (Бальзак), мир мелкой собственности с его честностью и патриархальными традициями (Диккенс, Бальзак), нетронутые капитализмом провинциальные островки с их наивной красотой и поэзией чувства (австрийская и немецкая областнические литературы, Т. Гарди). В России же XIX в. еще существовали не осколки, а целые обширные пласты как жизни господствующих классов, так и народной жизни, противостоявшие официальной государственности, крепостническому миру «мертвых душ», а равно и «приобретательству» дельцов новой, буржуазной складки. Этот исторический фон дал русской литературе XIX в. многих ее положительных героев, сообщил ей то высокое поэтическое содержание и духовную напряженность, которые зачастую отсутствовали в произведениях большей части представителей западноевропейского реализма второй половины XIX в.
Хотя на Западе в XIX в. продолжало развиваться демократическое общественное движение и в 40-е годы возник научный социализм Маркса, образ мыслящего и ищущего человека из народной среды, равно как и из среды передовой интеллигенции, здесь разрабатывала по преимуществу романтическая, а не реалистическая литература. Воспитательный роман, ознаменовавший в XVIII в. высшую точку подъема интеллектуализма в западном романе, в XIX в. оттесняется на периферию реалистической прозы, в которой на центральное место выдвигаются романы карьеры, «утраченных иллюзий» или скорбная повесть о «простых», бесхитростных душах, противостоящих господствующему миру прозы и сухого эгоистического расчета. Иное дело в России. Здесь, в условиях развивавшегося в стране широкого брожения умов и роста освободительного движения интеллигенции, именно в реалистических романах и повестях XIX и начала XX в. наиболее тонко и художественно отражены исторические блуждания, ломка жизни и сознания широких масс, моральные, философские и идеологические искания эпохи. С этим связаны остродраматический, высокопоэтический характер русского романа, и повести, их напряженный интеллектуализм, столь глубоко поразившие в конце XIX в. их первых зарубежных ценителей.