Утопичность программы славянофилов сказалась в идеализации патриархально-общинных основ общенародной жизни, уходящих корнями в быт и нравы, государственные установления Древней Руси. Славянофилы, не приемля ни современный им самодержавно-крепостнический строй, ни буржуазные «западные» начала, призывали к отказу от того пути, на который толкнули Россию реформы Петра I (отделившие образованные классы от низших), возвращению страны к свойственному Древней Руси, согласно историческим воззрениям славянофилов, идеалу общенародной духовной целостности. Достоинства русского человека усматривались по преимуществу в патриархальности, «смирении», «общинности», отсутствии мятежного личного начала. С этих позиций славянофильская критика (а впоследствии ее неославянофильские и почвеннические модификации) подходила к оценке творчества Пушкина, Гоголя, Лермонтова, писателей-современников.
Несмотря на утопические и консервативные черты, свойственные славянофильской доктрине (идеализация «восточного христианства» в противоположность «западному», утверждение, что тот или иной путь общественного развития зависит от характера религиозных идеалов, элементы идеализации общественного строя и нравов допетровской московской Руси), критика славянофилами западного буржуазного общества обострила внимание русской литературы и общественной мысли к противоречиям этого общества, укрепила стремление к поискам в недрах национальной жизни и культуры положительных нравственных ценностей, которые могли быть успешно противопоставлены буржуазному укладу жизни. Это хорошо сознавали такие идейные противники славянофилов, как Герцен и Чернышевский, хотя они резко полемизировали со славянофилами о путях общественного развития России и осуждали реакционные черты славянофильства.
Во второй половине XIX в. западническое и славянофильское течения русской мысли продолжают развиваться, видоизменяясь и многообразно отражаясь разными своими гранями в литературе и журналистике эпохи. В 50-е годы представители старшего поколения славянофилов — И. В. Киреевский (1806—1856), А. С. Хомяков (1804—1860), С. Т. Аксаков (1791—1859), К. С. Аксаков (1817—1860), И. С. Аксаков (1823—1886), Ю. Ф. Самарин (1819—1876) — продолжают активно участвовать в литературной жизни. В то же время на смену старшему поколению славянофилов приходит младшее, идейно и организационно связанное с «молодой редакцией» «Москвитянина», главным теоретиком которой становится Ап. Григорьев. Впоследствии, в 60-е годы, новую фазу в развитии славянофильства образует так называемое почвенничество, программу которого развивают журналы Ф. М. и М. М. Достоевских «Время» (1861—1863) и «Эпоха» (1864—1865). Ап. Григорьев и его соратники, как и Достоевский, способствуют демократизации славянофильства. В 70—80-е годы славянофильские идеи и настроения обретают новую питательную почву, с одной стороны, в росте сочувствия русского общества освободительному движению западных и южных славян, а с другой — в патриотических настроениях эпохи русско-турецкой войны. В эти же годы происходит разложение славянофильства, все более и более приобретающего к этому времени характер узкой догматической доктрины, сливающейся зачастую с официальной консервативной идеологией самодержавия.
Одним из вопросов, который занял центральное место в литературно-эстетической борьбе в России 50-х годов, был вопрос о том, по какому пути следовало идти русской литературе после смерти Гоголя. Некрасов и Салтыков-Щедрин, революционно-демократическая критика (Чернышевский и Добролюбов) выдвигали в качестве основной, наиболее плодотворной линии дальнейшего развития русской литературы продолжение и развитие социально-критического, «гоголевского» направления. В противовес этому ряд влиятельных критиков, принадлежавших в прошлом к кругу Белинского, но эволюционировавших в 50-е годы в сторону либерально-идеалистических идей, — П. В. Анненков (1813—1887), В. П. Боткин (1811—1869), а также издатель журнала «Библиотека для чтения» А. В. Дружинин (1824—1864) — утверждали идею не революционной ломки существующего, а мирного культурно-исторического прогресса, важнейшим фактором которого они считали воздействие на человека идеальной, «чистой красоты» и «чистого искусства». В духе идеала «чистого искусства» они интерпретировали творчество Пушкина, противопоставляя его социально-критическому дидактизму, который они приписывали Гоголю и «натуральной школе». Как дальнейшее развитие начала «чистого искусства» представители либерально-эстетической критики ошибочно стремились осмыслить и достижения послегоголевской русской литературы 50—60-х годов, в частности творчество Тургенева, Гончарова, молодого Толстого (хотя при этом, благодаря незаурядному критическому таланту Анненкова, Боткина, Дружинина, им нередко удавалось тонко уловить отдельные черты новаторства русской реалистической прозы и поэзии 50—60-х годов). Все же, определяя «пушкинское направление» в литературе как противоположное «гоголевскому», игнорируя объективную преемственную связь Пушкина и Гоголя, на практике эстетическая программа деятелей либеральной критики приобретала характер призыва уйти из бесформенного, грубого и хаотического мира общественной борьбы и противоречий и вступить в гармонический мир природы, личной жизни и отзвуков исторического прошлого (в том числе «вечных» идеалов античной красоты и античного искусства). Все это побуждало Чернышевского, Добролюбова и других деятелей революционной разночинно-демократической литературы и критики этого времени резко полемизировать с либеральной эстетической критикой.
Выдающееся место в развитии революционно-демократической мысли, передовой русской эстетики и критики второй половины XIX в. сыграл трактат Чернышевского «Эстетические отношения искусства в действительности» (1855), основные идеи которого оказали огромное влияние на все передовое искусство того периода — не только на литературу, но и живопись «передвижников», музыку композиторов «Могучей кучки» (особенно на Мусоргского). Идейный вождь революционных демократов 60-х годов дал здесь материалистическую критику тезиса Гегеля и его учеников о том, что прекрасное — форма выражения «идеи» «мирового духа», неразрывно связав эстетические понятия человека с общественными, а искусство и литературу — с реальной жизнью и отражением ее в сознании человека, отражением, самые формы и характер которого определяются социальными условиями жизни (вследствие чего они неодинаковы у представителей разных классов). В этой работе получили яркое и последовательное отражение как философский материализм, так и атеизм Чернышевского. Он защищает мысль о том, что любые образы художественной (или религиозной) фантазии представляют собою переработку идей и представлений, порожденных действительностью. Земная жизнь вполне способна удовлетворить все — в том числе эстетические — потребности человека, который нуждается не в религиозном утешении и мечтах о загробном блаженстве, но в разумной организации своего земного существования.