Героиня Вольтера бесконечно далека от бесплотности и аскетизма, коими наделяли ее сторонники церковной легенды (в том числе поэт XVII в. Жан Шаплен, которого Вольтер особенно зло пародировал). Вольтеровская Жанна не чурается любовных утех, лишь данный ею обет заставляет девушку откладывать их, чтобы потом вознаградить рыцаря Дюнуа за доблесть и верность. Героиня постоянно подвергается настойчивым ухаживаниям и домогательствам, противостоять которым ей порой удается с великим трудом (как, например, «нежной дерзости» ее осла). «Орлеанская девственница» — во многом эротическая поэма. Если Жанне удается сохранить целомудрие, то от падения к падению идут другие героини книги — обольстительная кокетка Агнеса Сорель (в этом образе содержался намек на любовницу Людовика XV г-жу де Помпадур), прелестная Доротея и т. д. Но эротика Вольтера легка и иронична, она соответствует вкусам того круга светских либертенов, с которыми в молодости был связан писатель. Эротика поэмы отвечает задачам не только развенчания церковной легенды, аскетичной и ханжеской, но и проповеди жизнерадостного свободомыслия, того гедонистического и сенсуалистского отношения к жизни, которое отличает многих мыслителей и писателей Просвещения.
Литература эпохи классицизма знала, конечно, веселую эротику и лукавый смех (таков, например, «Налой» Буало). У Вольтера, однако, сделан в этом шутливом жанре новый шаг вперед: у него ирония и пародия, жизнерадостная проповедь чувственных наслаждений, вообще рассказ о происшествиях комичных и нелепых служит важным идейным и художественным задачам. Оставаясь «катехизисом остроумия» (Пушкин), возможно именно благодаря этому, вольтеровская поэма в тоне легкой, не всегда пристойной болтовни ниспровергает сам дух католицизма и внушенной им литературы, проводит продуманную критику библейских текстов, вскрывает противоречия и нелепости церковного учения.
Таким образом, поэма Вольтера далеко уходит от классицистического метода; последний обогащается теперь ренессансными традициями комических эпопей и гедонистическим свободомыслием поэзии рококо. Но главное отличие «Орлеанской девственницы» — это ее просветительская направленность.
При всем том концепция поэмы не получила единодушного признания и среди просветителей. Так, Ф. Шиллер позднее резко выступал против очевидного унижения национальной героини. В этом Шиллер видел пренебрежение героическим началом в человеке.
писал Шиллер в стихотворении «Орлеанская дева» (1801) уже после создания им одноименной драмы, которая всем своим содержанием полемически противостояла поэме Вольтера.
Серьезную трансформацию классицизма обнаруживаем мы и в драматургии Вольтера, глубоко осознавшего и развившего традиции своих предшественников — Корнеля и Расина. Театр был, наверное, самой стойкой и самой сильной страстью Вольтера. С театром связаны и его первые литературные успехи. Писатель был официально признан именно как драматург.
Вольтер стал создателем просветительского классицизма во французской драматургии, отличного от классицизма XVII столетия. Эти отличия обнаруживаются уже в первой трагедии Вольтера — «Эдип» (1718). Написанная на традиционный сюжет, она вводила в театр новую, просветительскую проблематику, прежде всего настойчиво проводимое писателем через все пьесы осуждение произвола деспотической власти и религиозного фанатизма. В «Эдипе» Вольтер развенчивал образ монарха, который оказывался отнюдь не справедливым, способным на ошибки и не чуждым жестокости.
Подчеркивал писатель и зависимость героя от суеверий, насаждаемых жрецами; этим он разоблачал клерикализм. Пьеса Вольтера тем самым приобретала гражданственное звучание. Дальнейший шаг в деле создания жанра политической трагедии Вольтер сделал в двух трагедиях из римской истории, созданных после посещения писателем Англии и знакомства с драматургией Шекспира. Это «Брут» (1730) и «Смерть Цезаря» (1731). Здесь писатель обращается к двум кульминационным моментам древнеримской истории — падению царской власти и возникновению республики (в первой пьесе), становлению императорского строя (во второй). Центральные персонажи обеих трагедий оказываются перед выбором между чувством и долгом. Чувства эти разные, но долг один — верность интересам родины, верность республиканским идеалам. Следуя этим побуждениям, Брут из первой трагедии осуждает на смерть своего сына Тита, полюбившего дочь изгнанного из Рима Тарквиния. В этой пьесе верным интересам республики оказывается отец, а сын предает их. Иначе во второй трагедии. Вольтер подхватывает давно опровергнутую легенду и делает Брута незаконным сыном Цезаря. Защитником республиканских идеалов становится, таким образом, сын, решающийся на убийство отца, угрожающего республиканскому строю. Но Вольтер не делает Цезаря отталкивающим узурпатором, его герой верит в спасительность своей миссии, ибо Рим погряз в раздорах и идет к гибели.