Расчет был и на то, что именные корреспонденции привлекут к себе внимание не только непосредственного адресата, но и приближенных. В своем журнале Гримм помещал многие произведения просветителей, прежде всего Дидро («Салоны», «Жак — фаталист», «Монахиня», «Сон Д’Аламбера» и многие др.), тем самым делая их известными нередко задолго до публикации. В рецензиях, отзывах о спектаклях, обзорных критических статьях Гримм обнаруживал меткость оценок, независимость и оригинальность суждений, тонкий вкус. Все это сделало его журнал (в котором охотно сотрудничали Дидро, Рейналь, г-жа д’Эпине, Вольтер и многие др.) замечательным памятником своей эпохи.
Более действенной формой просветительской пропаганды было распространение «крамольных» сочинений, изданных за пределами Франции, главным образом в Голландии, или помеченных как иностранные издания. Ныне не поддающееся учету огромное количество брошюр и книг, написанных, как правило, безвестными авторами, обладало огромной взрывчатой силой. Идеи Вольтера и энциклопедистов получили как бы новое обличие, изложенные в популярной занимательной форме, подчас более дерзкой, чем у самих философов. Вольтер сам нередко скрывал свое авторство под разнообразными псевдонимами, даже приписывал свои сочинения другим авторам. Но еще чаще появлялись сочинения, которые приписывались Вольтеру, хотя он не имел к ним никакого отношения; более того, смелостью содержащихся в них идей они превосходили все то, что мог написать Вольтер. Как справедливо отмечал советский исследователь запрещенной литературы XVIII в. Л. Гордон, «реальный Вольтер был менее вольтерьянцем, чем созданный молвой легендарный Вольтер».
Так, Вольтеру некоторое время приписывали роман Анри Жозефа Дюлорана (1719–1793) «Кум Матье, или Причуды человеческого разума» (1765), структура которого, выбор героя и даже особенности стиля отдаленно напоминали «Кандида». Вместе с тем «Кум Матье», как и все творчество Дюлорана, представляет совершенно особую линию во французской литературе XVIII в. Бескомпромиссная, дерзкая, не признающая никаких авторитетов критика существующих порядков, идеологии, морали отражала у Дюлорана настроения низов общества, а в известной мере и деклассированных элементов. В этой критике самые смелые идеи просветителей сочетались с такими суждениями, которые существенно колебали иллюзии, связанные и с разумом, и с «естественной природой». Это разрушение иллюзий нередко перерастает у Дюлорана в открытый цинизм — автор стремится эпатировать не только высшее общество, но и широкие круги третьего сословия.
Таким образом, во Франции во второй половине века происходит процесс не только консолидации, но и размежевания сил прогресса. Если в 50‑е годы множество фактов свидетельствует о стремлении к объединению крупных сил — философов, ученых — естествоиспытателей, правоведов, писателей — во имя общих целей разоблачения феодальной идеологии, то в эти же десятилетия обнаруживается разный подход к тому, как достигнуть этих целей, отражающий неоднородность самого третьего сословия, поднимающегося на борьбу. Дидро не во всем был согласен с Гельвецием, а когда появилась «Система природы» Гольбаха, Вольтер выступил с опровержением его атеистических идей. Не принимая взглядов Гольбаха, он писал: «Идея бога необходима, как законы». Существовало множество вопросов, по которым Ж. — Ж. Руссо спорил и с Вольтером, и с энциклопедистами.
Однако главный рубеж в идейной борьбе тех лет проходил между просветителями и их противниками. Идеи Просвещения встречают сопротивление не только со стороны властей, дворянства и церкви. Выходили книги, брошюры, направленные против Вольтера и энциклопедистов, велась ожесточенная полемика на страницах периодических журналов.
Одним из энергичных и талантливых противников просветителей был критик Эли Катрин Фрерон (1718–1776), издатель журналов «Письма о некоторых современных сочинениях» (1749–1754) и «Литературный год» (1754–1776). Последний из них был довольно популярен, и тем самым полемика между Фрероном и просветителями стала достоянием широких кругов читателей.