Как известно, программа революционных народников оказалась утопической, их судьба была героической и вместе с тем драматической главой истории русского освободительного движения. Тургенев не разделял взглядов народников. Но он изобразил эту драму в общественной и духовной жизни передового революционного поколения 70‑х годов чрезвычайно сочувственно, с горечью переживая судьбы своих героев. В прокламации «Народной воли» в связи с кончиной писателя сказано, что Тургенев «служил русской революции сердечным смыслом своих произведений… Он любил революционную молодежь… признавал ее „святой“ и „самоотверженной“».
В последние годы жизни Тургенев создает прозаические произведения малых форм: повести «Песнь торжествующей любви», «Клара Милич» и «Стихотворения в прозе». По своей жанровой специфике «Стихотворения в прозе» (1877–1882) близки к «Маленьким поэмам в прозе» Ш. Бодлера. «Стихотворения в прозе» глубоко лиричны, воспоминания, поэтические видения соседствуют в них с философскими аллегориями, грустные размышления о быстротечности жизни и неотвратимой смерти — с прославлением любви, красоты и искусства. Высоким чувством преклонения перед подвигом самоотвержения во имя счастья людей проникнуто стихотворение «Порог». В знаменитом стихотворении «Русский язык» торжественно звучит патриотическая вера Тургенева в будущее русского народа.
Обобщающая сила реализма Тургенева сказалась прежде всего в том, что он проницательно определил общие черты основных человеческих типов, своего рода метатипов целой эпохи. Их воплощение получило в русской литературе дальнейшее развитие. Именно от Тургенева идет как тип правдоискателя в сфере общих отвлеченных социальных и моральных проблем, так и тип нового человека — революционера, устремленного к конкретно — историческому делу своего времени. Их изображение Тургеневым, при всей значимости, не всегда и не во всем было исторически всесторонним и точным. Это часто вызывало упреки со стороны представителей как реакционной, так и революционно — демократической критики. Но именно Тургенев открыл эти основные для своего времени (40–70‑е годы) типы, которые впоследствии, исходя из нового опыта истории, всесторонне были воплощены в творчестве ряда писателей — реалистов прошлого века.
Проблемы героя жизни и литературы у Тургенева не ограничены лишь потребностями развития русской жизни. Они сближаются у него с общечеловеческими, выходящими за пределы эпохи 40–70‑х годов. Естественно, именно эта общая концепция места человека в жизни и искусстве нашла наиболее широкий отклик у зарубежных писателей и критиков.
Э. М. де Вогюэ в книге «Русский роман» (1886) подчеркивал особенность Тургенева, всей русской литературы в утверждении самоценности человека, его живой непосредственной индивидуальности. «Он, — писал Вогюэ, — не демонстрирует жизнь, факты сами по себе мало занимают его. Он видит их лишь сквозь душу человеческую».
Французский критик Эннекен полагал, что антропоцентризм — это и есть главная поэтическая сила в произведениях русской литературы. Он писал, что книги Тургенева «обладают качеством, на сегодняшний день отсутствующим во всех лучших французских произведениях, — они жестоки к человеку». В Тургеневе критик ценил лиризм, дар «интимного деликатного проникновения в людские души».
Концепция самоценности каждой личности, глубина человековедческой устремленности Тургенева проявляется в своеобразии изображения им психологии героя. Он показывает самые сложные внутренние состояния человека, духовные конфликты, оттенки самых сокровенных чувств.
Но в то же время при всей многогранности психологического анализа передача «диалектики души», деталей психологического процесса значительно меньше привлекает внимание Тургенева в сравнении с Л. Толстым и Достоевским.