Говоря о литературных взаимодействиях в Средние века, обратим внимание еще на одно обстоятельство. Для того чтобы литературное взаимодействие было плодотворным, требуется выполнение прежде всего двух важных условий. Должна быть подготовленной литературная почва. Так, во Франции XI–XII вв. сложилась своеобразная придворная культура, однотипная культуре провансальской. Поэтому традиции южнофранцузской (окситанской) куртуазной лирики были легко усвоены на Севере. При отсутствии такой подготовленности влияние было бы минимальным. Так, для китайского фольклора и «низовых» повествовательных жанров нехарактерны сказки и притчи о животных. Поэтому воздействие рассказов такого типа из круга индийской «Панчатантры» было здесь незначительным; например, в Японии оно было несравненно большим. Для плодотворности воздействия у литературы-реципиента должен ощущаться определенный вакуум. Так, в немецкой литературе на рубеже XII и XIII вв., когда шло усиленное формирование основных эпических циклов (в их письменной форме) на общегерманские сюжеты, не оказалось своих куртуазных сюжетов, и они были легко заимствованы у французов. Вообще, литературы оказываются более восприимчивыми к явлениям, сложившимся в литературах, стоящих с ними на типологически одной стадии развития, имеющих сходные с ними системы. Особенно легко контактируют между собой однотипные явления типологически близких литератур.
Развитие средневековых литератур в процессе их становления, «развертывания» и взаимосвязей прошло два этапа, ощутимо отличающихся друг от друга.
Первый этап, начинающийся в III–IV вв., заканчивается приблизительно в VII–VIII вв. Это ранний, переходный этап. Он связан с трансформацией литературных традиций Древности у старых народностей, с зарождением словесного искусства у народностей молодых. Словесность у молодых народностей развивается в этот период преимущественно в устной форме. Не вся она сохранилась. О многом мы знаем лишь из беглых упоминаний у писателей, принадлежащих к старым литературам. Совсем утрачен фольклор галлов, готов, аваров, хотя обнаруженные памятники их материальной культуры говорят о развитости их цивилизации и о наличии у них словесного творчества. Но кое-что было все-таки сохранено, хотя у ряда народностей (например, у кельтов и древних арабов) существовал запрет на запись поэтических и религиозных текстов. Так, в середине VIII в. была зафиксирована древнеарабская, так называемая бедуинская поэзия; несколько раньше, в самом начале VIII столетия, были записаны японские мифологические сказания и исторические легенды, так появились «Кодзики» и «Нихонги»; значительно позднее (IX в.?) были сделаны краткие записи валлийских легенд — «Триады». В XIII в. составился свод преданий древних тюрок «Огуз наме».
Таким образом, этот первый этап развития средневековой литературы принадлежит совсем не только старым литературам. Но старые литературы здесь доминируют. Они почти не взаимодействуют с литературами молодыми, проходящими через стадию первобытного синкретизма и выделения из него словесного искусства. Таким образом, молодые литературы тоже имеют свою древность, но специфическую: недолгую, порой довольно богатую и, как правило, устную (мы не имеем в виду, конечно, богатейшую древнюю эпиграфику молодых народностей и тем более памятники их материальной культуры).
Второй этап развития литературы Средневековья приходится на VIII/IX–XIII/начало XIV столетия. Переход к этому этапу не был, конечно, одновременным и быстрым. Он порой растягивался на века. Не совпадал он хронологически в отдельных регионах и отдельных литературах. Но вот что полезно подчеркнуть. Переход этот бывал порой отмечен ощутимым оживлением литературной жизни, поисками традиций, на которые можно было бы опереться в литературном развитии, повысившимся интересом к прошлому, своему или чужому. Этот литературный подъем, связанный с переходом к Зрелому Средневековью, называют иногда «возрождением». Для этого есть некоторые основания: тогда как раз делались попытки возродить древние традиции. Но и только. За подобным местным «возрождением» нередко следовал новый упадок, литература не переживала подлинного переворота и обновления. Кроме того, такой путь был отнюдь не универсален; он не стал закономерностью для всех литератур. Но вот некоторые примеры. В Индии правитель Канауджа и Стханвишвара Харша (VII в.) делал настойчивые попытки не только объединить под своей властью соседние независимые княжества и создать вновь многонациональную «великую» империю, но и возродить блистательные литературные традиции эпохи Гуптов. Пусть и в том и в другом Харша не достиг окончательного успеха. Здесь важнее тенденция, а не результат. Столь же амбициозны были планы Карла Великого (VIII–IX вв.), основавшего, как известно, своеобразную литературную Академию, члены которой (Алкуин, Теодульф, Ангильберт, Павел Диакон и др.) стремились возродить традиции древнеримской классики и даже присваивали себе многозначительные псевдонимы (так, Алкуин называл себя «Флакком», а Ангильберт — «Гомером»). В Китае в эпоху Тан (VII–IX вв.), также являющуюся временем большого культурного подъема, развертывается движение «возвращения к древности»; Юань Чжэнь критикует ритмическую прозу «параллельного стиля», Ду Фу и Ли Бо пишут оды в старинном стиле, а Хань Юй выступает теоретиком всего движения. «Возврат к древности», правда в более узком плане, переживает в начале IX в. и арабская литература, где Абу Таммам, Аль-Бухтури и другие воспевали романтику бедуинского прошлого арабов и старательно собирали стихи старых поэтов. Интерес к прошлому и закрепление его в антологиях и сводах характерны и для японской литературы эпохи Нара.