Глава КГБ Владимир Крючков сегодня уверен: «На стороне Горбачева стояли тогда один — два человека, поддерживавшие его в преобразовании политики. А на другой стороне стояло подавляющее большинство нашего руководства, все несогласные с его методами и его действиями».
В начале мая 1990 года маршал Ахромеев услышал от своего близкого друга из высшего командования западной группы войск: «Мы должны свергнуть Горбачева. Он потеряет Литву, он потеряет ГДР, он разрушит Красную армию».
Ахромеев медлил. «Мы должны научиться решать свои конфликты мирным путем». Ответ был четким: «Я не хочу войны, но я и не хочу руководства, которое предает важнейшие интересы Советского Союза». Ахромеев советовал подождать. Он возлагал надежды на июльский съезд КПСС, где следовало сформировать внутрипартийное сопротивление Горбачеву и взять новый курс. Человек, который был готов осуществить перемену курса, — Егор Лигачев.
1 июля в Москве начался XXVIII съезд КПСС. После длительных дискуссий и напряженных выборов через 12 дней делегаты аплодировали своему вновь избранному руководству. Принимавший овации съезда Михаил Горбачев взял верх над внутрипартийными противниками и снова был утвержден на своем посту.
Наш генеральный секретарь давно сказал, что мы ни при каких обстоятельствах не имеем права оставить ГДР. Советский народ нам этого не простит.
Его противник Егор Лигачев объяснил впоследствии причины своего поражения: «Мы не были готовы вести активную политическую борьбу. Такого опыта у нас не было. Члены Политбюро были весьма разобщены между собой. Кроме того, мы до последнего момента не могли поверить, что Горбачев готов разрушить все, чему он, собственно, посвятил свою жизнь».
Борьба за новый курс продолжалась и за кулисами съезда партии. 9 июля Фалин снова попытался уговорить Горбачева изменить курс. На этот раз, излагая проблемы на предстоящих переговорах с немецким правительством в подробной докладной записке, он не ограничился письменными выпадами, а искал прямой контакт. В полночь в приемной генерального секретаря зазвонил телефон. Фалин заклинал Горбачева помещать членству Германии в НАТО. А если это невозможно, то хотя бы добиться для воссоединенной ФРГ французского статуса в НАТО. Горбачев прореагировал сдержанно: «Я сделаю все, что смогу. Но боюсь, что поезд уже ушел».
Поезд давно набрал ход. С 31 мая речь шла уже не о том куда, а только о том как. На следующей германо-советской встрече на высшем уровне в июле 1990 года была предпринята попытка найти такое решение, при котором советское руководство сохранило бы свой престиж. Вывод советских войск из ГДР не следовало воспринимать как поражение. Речь уже шла не о стратегических, а прежде всего о тактических вопросах. «Эта встреча определила, каким образом должен происходить вывод советских войск», — пояснил советский министр иностранных дел Эдуард Шеварднадзе. — Немцы согласились с формулой, которая облегчала вывод наших войск. Они разработали способ, чтобы советские солдаты могли покинуть Германию как друзья, а не как враги». Эта формула включала сумму в несколько десятков миллиардов. Немцы спасли Советский Союз от неплатежеспособности: предоставили деньги на создание необходимой инфраструктуры, чтобы уходящие части Красной армии могли найти достойное место в доме матушки России. Но хватит ли этого, чтобы успокоить противников Горбачева?
В августе маршал Ахромеев снова встретился с другом из западной группы Красной армии. Казалось, армейский генерал был готов на все: «Все подготовлено. Через шесть часов я лечу назад в Берлин. Это наш последний шанс. Горбачев предал интересы Советского Союза. Мы не имеем права допустить, чтобы договоры вступили в силу». — Ахромеев колебался: «Красная армия — не кучка путчистов».
Лишь десять лет спустя Валентин Фалин предал гласности замысел о путче на канале Це-де-эф (ZDF): «В 1990 г. я предоставил Горбачеву сверхконфиденциальную информацию: что по инициативе находящейся там нашей группы войск его хотят пригласить в ГДР. И во время этого визита его должны арестовать». Горбачев прореагировал скептически и сослался на то, что КГБ не имеет сведений о таком плане путча. Тем не менее он попросил Фалина съездить в Германию и разобраться.
Фалин после своего визита дал отбой. Сведения, которые он передал Горбачеву, были и скудные, но успокаивающие: «Была беседа между несколькими генералами Национальной народной армии и некоторыми нашими военными на эту тему. Но опасности нет. У них нет плана, у них нет головы. Нет никаких имен». Возглавить путчистов мог бы маршал Ахромеев. Но он не захотел.