Последние годы жизни Сталин провел один в анфиладах комнат своей резиденции в Кунцево. Лишь изредка он ездил в Кремль для улаживания правительственных дел, и все реже приезжали в гости члены Политбюро — Хрущев, Молотов, Маленков и Берия; они отговаривались срочными делами, чтобы каждый вечер не составлять компанию одинокому Сталину. Правда, в Кунцево в распоряжении Сталина был многочисленный персонал — повар, человек для снятия проб, экономка, чередующаяся личная охрана и часовые на большой лесной территории, на которой располагалась дача, защищенная высоким забором и толстыми металлическими воротами. Для него с Северного моря самолетом доставляли сельдь определенного сорта. Прямо из Грузии он получал любимые вина, вроде рубиново-красного «Цинандали» или бархатистой «Алазанской долины».
«У него не было никого, с кем он мог бы поговорить.
Все родственники исчезли, буквально все: их изгнали, арестовали, они умерли, никого не осталось. А я была слишком молода, мне было 25, а ему уже 70, о каких-либо разговорах на равных не могло быть и речи».
Недоверие Сталина к каждому из его окружения все больше усиливалось и достигло апогея, когда в начале 1953 г. он получил лекарства от гриппа из рук одного из кремлевских врачей: Сталин распорядился вылить капли и послал одного из своих охранников в ближайшую деревенскую аптеку. То, что при таких обстоятельствах никто не смог помочь Сталину, когда в начале марта 1953 г. с ним случился апоплексический удар и он более двенадцати часов лежал без медицинской помощи один в своем кабинете, не вызывает удивления. Подробные обстоятельства смерти диктатора до сих пор точно не выяснены.
«Он был недоверчив — всю свою жизнь. И чем дольше он был у власти, чем больше власти он имел, тем недоверчивее становился».
До сих пор циркулируют разные версии: от убийства вследствие подмешивания яда со стороны Берия, боявшегося за собственную жизнь, до умышленного неоказания медицинской помощи и даже до активной эвтаназии. Достоверно лишь то, что даже своими похоронами Сталин забрал на тот свет множество людей: в толпе приехавших со всех концов Советского Союза, чтобы отдать вождю последний долг, были задавлены и затоптаны насмерть перед гробом в московском Колонном зале и на Красной площади десятки людей.
1933 год. На складной байдарке в Австралию
Заядлый спортсмен Оскар Шпек отправился в 1933 г. на складной байдарке в рискованное путешествие. Через семь лет, проплыв 50 000 километров, он высадился в Австралии с прикрепленным на носу скорлупки флагом со свастикой, не ведая о том, что за это время началась война. Его сразу интернировали как военнопленного.
Terra australis incognita, неизвестный континент в южном полушарии Земли, на протяжении сотен лет занимал умы географов и путешественников. Однако легендарная земля была открыта сравнительно недавно Джеймсом Куком, знаменитым английским капитаном, путевые заметки которого о грозящем кораблекрушении и гибели корабля стали одной из излюбленных книг своего времени. В 1770 г. Кук высадился на восточном побережье Австралии и 23 августа присоединил эту неисследованную территорию к землям британской короны.
С начала XIX века Австралия стала новой родиной и для многих немецких эмигрантов. Большинство приезжало довольно большими группами. Были также смелые индивидуалисты, которые на свой страх и риск пытались найти выход из бедственного положения. Одним из таких людей был житель Гамбурга по имени Оскар Шпек, одиссея которого до сих пор остается одной из неизвестных страниц немецкой истории.
Когда в 1933 г. безработный Оскар Шпек на складной байдарке отправлялся из Ульма в свое путешествие, он еще не подозревал, что плавание доведет его до морей южного полушария. Как знаменитый Джеймс Кук, Оскар Шпек, этот дерзкий мореход, гоже станет первооткрывателем. Но его рискованное морское путешествие не упоминается ни в одной из книг по истории. Лишь в небольшой экспозиции в Австралийском Морском музее в Сиднее на основании наследия Оскара Шпека описывается событие, которое по сей день остается уникальным. Все наследие этого немецкого искателя приключений его австралийская спутница жизни Нэнси Стил завещала музею. Так из писем, записей и кинопленок возникает портрет отчаянного человека, эдакого аргонавта, перенесшегося из древности в эпоху тридцатых-сороковых годов.