— Между прочим, среди моих героев есть и представители интеллигенции. Как творческой, так и технической. Справятся… Ты-то сам со своим интеллигентным лицом на рояле играешь?
— Нет.
— А у меня Рожа музыкальную школу с отличием закончил.
Я протянул листок бумаги.
— Мы не ошиблись? Это тут?
Швейцар, у которого богатая ливрея фасона 15 века, против всякой исторической достоверности, явственно оттопыривалась подмышкой пистолетом большого калибра, оглядел нас.
Глаз у него острый. Наверное, такой же профессионал, как и я. Пауза затягивалась. Он смотрел, и взгляд его становился все тяжелее и тяжелее. Чем-то мы были для него неясны… Чем?
Я поглядел на Жадного. Черт! Точно! На лице товарища читалось такое здоровье, что никаким роялем не придавишь. Здоровый румянец делал нас больше похожими на артель грузчиков, чем на квартет музыкантов.
— Документы, — сухо потребовал привратник. Вот это я одобрил. Мало ли как человек выглядит, может быть, он от рождения такой — главное какие у него документы. А с этим у нас все было в порядке. Имелся даже пропуск, подписанный рукой директора филармонии, и все печати стояли на своих местах, и секретные значки тоже.
— Инструменты…
Босой Череп открыл футляр. Заходящее солнце заблестело на лакированной поверхности виолончели. Бдительный швейцар протянул руку. Террорист позволил ему коснуться лакированного дерева, но тут же взволнованно предупредил:
— Осторожнее, пожалуйста. Это все-таки 3-й век до нашей эры…
Швейцар смерил их взглядом, снова просмотрел бумагу, потом все же махнул рукой.
— Проходите… Вам в Синий зал, шутники…
— Это где?
— Вам покажут… Там найдется кому…
Пока операция проходила без осложнений. Двадцать минут назад Рожа с Маркушей перехватили машину консерватории с настоящими музыкантами. Те оказались людьми здравомыслящими и согласились добром посидеть несколько часов под арестом. Благодаря этому мы смогли проникнуть в «Корчму» для завершения операции.
Синий зал почему-то оказался не синим, а фиолетовым. Он оказался темнее других комнат, мимо которых нас провели. Может быть от того, что был больше них, а может быть потому, что освещали его только три маленьких светильника, да и светили они больше на сцену, чем в зал. Из-за этого от дверных портьер до рояля зал наполнял лиловый полумрак, в котором терялись очертания наполнявших его изысканных предметов.
На этом фоне костюмы 16 века, в которые нам достались от настоящих музыкантов, выглядели очень уместно. В них чувствовался шарм, благородный дух времени, напоминавший о Великом Прошлом и протягивающий от него мостик в Офигенное Настоящее.
Резные столики, ажурные стулья и гобелены, развешенные по стенам, создавали ощущение торжественной значительности происходящего и причастности каждого из присутствующих к тому самому Великому Прошлому.
Несколько минут мы простояли неподвижно, потом с улицы донесся автомобильный гудок, и очарование минуты рассеялось.
— Что стоим? — спросил Жадный. — Ноты доставайте…
Показывая пример, он первым начал распаковывать свой баул. Сверху там лежала волынка, а под ней аккуратно разместился автомат и несколько мин самого разнообразного предназначения.
Супонька загородившись роялем начал распаковывать виолончель.
Инструмент здорово смотрелся в футляре. Там он выглядел как надо — хоть сейчас бери и играй, однако это, как и многое в жизни, только казалось. Задней стенки у инструмента не имелось. То, что называлось виолончелью, как кожухом закрывало два автомата и мешок с разной полезной мелочью: гранаты, патроны, взрывчатка…
Не прошло и нескольких минут, как мы услышали стук множества подкованных сапог — во дворе разгружалась охрана. Президент по традиции один в гости не хаживал.
— Приготовились…
Босой Череп пододвинул ногой стул и сел к роялю.
Шум на дворе стал более явственным, он уже катился по коридору. В нем слышался и топот ног, и звуки разговора, и смех. Все это накатывалось на Синий Зал.
Босой Череп тронул пальцем клавишу инструмента. Тот отозвался восхитительно чистым ля второй октавы. Глядя на него Жадный тоже начал перебирать пальцами трубочки волынки, но с таким расчетом, чтоб она, упаси Бог, не зазвучала. Я видел это все боковым зрением, сосредоточив внимание на входе в зал.
Первыми в зал вошли два офицера. Они встали по обе стороны двери — руки на кобурах, ноги на ширине плеч. Следом вошло еще трое. И не спеша направились к сцене. Зал был невелик. Дверной проем и сцену разделяло не более 40 шагов.