Придя в палаты дона Матео, мы спросили сеньора Родригеса. Нам сказали, что он находится на своей половине. Мы действительно застали его там и вместе с ним какого-то человека, походившего на крестьянина и державшего в руках мешок из синей холстины, набитый деньгами. Управитель показавшийся мне бледнее и желтее девицы, истомленной безбрачием, вышел навстречу Мелендесу с распростертыми объятиями; тот, в свою очередь, раскрыл свои, и они обнялись с изъявлениями дружбы, в которых было гораздо больше притворства, нежели искренности. Затем речь зашла обо мне. Оглядев меня с головы до пят, управитель весьма любезно сказал, что, по всей видимости, я подойду дону Матео и что он с удовольствием берется представить меня этому сеньору. Тут Мелендес заявил, насколько он принимает к сердцу мои интересы, и просил управителя оказать мне свое покровительство; затем, наговорив Родригесу кучу всяких комплиментов, он оставил меня с ним, а сам удалился. После его ухода управитель обратился ко мне:
– Я отведу вас к своему господину, как только управлюсь с этим славным поселянином.
Он тотчас же подошел к крестьянину и, взяв у него мешок, сказал:
– Посмотрим, Талего, налицо ли все пятьсот пистолей.
Он сам пересчитал их и, убедившись, что все в порядке, выдал землепашцу расписку и отпустил его. Затем он положил деньги обратно в мешок и, покончив с этим, обратился ко мне:
– Теперь можем идти к дону Матео. Он встает обычно часам к двенадцати; сейчас около часу: вероятно, у него в опочивальне уже светло.
Дон Матео действительно только что встал и был еще в шлафроке. Он сидел, развалившись в кресле, на ручку которого закинул одну ногу, и, раскачиваясь взад и вперед, растирал на терке нюхательный табак [66] . Мы застали его беседующим с лакеем, который временно замещал должность камердинера и находился в опочивальне в ожидании приказаний.
– Сеньор, – сказал управитель, – я взял на себя смелость привести вам этого молодого человека, чтобы заменить того, которого вы изволили уволить третьего дня. Ваш поставщик Мелендес ручается за него и уверяет, что он порядочный малый. Надеюсь, что вы останетесь им вполне довольны.
– Хорошо, – отвечал молодой сеньор, – поскольку это ваш протеже, я не задумываясь беру его на службу: пусть будет камердинером. С этим покончено. А теперь, Родригес, – добавил он, – поговорим о другом. Вы пришли весьма кстати: я только что собирался послать за вами. Мне нужно сообщить вам неприятное известие, любезный Родригес. Я несчастливо играл сегодня ночью: помимо ста пистолей, которые были при мне, я проиграл еще двести на слово. Вы сами знаете, как важно для человека моего круга аккуратно уплачивать такие долги. В сущности, это единственные, которыми честь не позволяет нам манкировать; в отношении прочих мы менее исправны. Поэтому необходимо срочно достать двести пистолей и послать их графине де Педроса.
– Сеньор, – заметил управитель, – это легче сказать, чем сделать. Откуда, с вашего позволения, возьму я такую сумму? Ни одного мараведи [67] не могу я выжать из ваших арендаторов, сколько я их ни стращаю. Между тем я должен пристойно содержать вашу челядь и лезу из кожи вон, чтоб покрыть все расходы. Правда, до сих пор я, слава богу, сводил концы с концами; но теперь просто не знаю, какому святому молиться: я в безвыходном положении.
– Все ваши разговоры ни к чему, – прервал его дон Матео, – эта канитель наводит на меня скуку. Не воображаете же вы на самом деле, Родригес, что я переменю образ жизни и примусь управлять своим поместьем? Нечего сказать, миленькое развлечение для человека, любящего удовольствия.