Немного спустя.
Андзела. Друг мой нежный, я думала, ты принес воды — залить пожар в моей груди, а ты, оказывается, принес дров, принес угля, и огонь пылает еще жарче.
Юлио. Я пришел к вашей милости по своей воле; и теперь связан крепче, чем связывают преступника: я пленник ваш, пленник этих сладких наливных яблочек. (Склонившись, целует ее в грудь.)
Андзела. Ах, лакомка, нравится, правда? Только не сделай им больно, а то они заплачут.
Юлио (касаясь левой груди). Это яблочко я возьму себе, а другое пусть будет вашим.
Андзела. Я рада, что ты выбрал ту грудь, которая ближе к сердцу.
Юлио. Хотите, я шепну ей словечко?
Андзела. Да, скажи все, что хочешь. (Он склонился; Андзела вскрикивает.) Ах, ах! Ты пронзил мне сердце. Дай куснуть твою щеку. (Кусает его щеку.)
Юлио (подняв голову). Знаете, что яблочко ответило? Ему понравилось.
Андзела. А что ты у него спросил?
Юлио. Спросил, сладко ли было, а оно говорит, еще хочется.
Андзела. Конечно, хочется, сокровище мое нежное.
Юлио. Мадонна, вы обняли меня. Позвольте же теперь мне вас обнять, и мы сольемся в объятиях.
Андзела. Хорошо, только дай мне язычок.
Юлио. Хочу яблочко, которое вы мне подарили.
Андзела. Нет, сперва язычок. Я его весь зацелую.
Юлио. Вот так? (Выполняет просьбу.)
Андзела. Да, да, весь.
СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ
Бернардо (спит на стуле; внезапно проснувшись, считает удары колокола). Звонят! Восемь часов. Они-то небось там, внизу, и не слышат. Брыкаются, как овцы в хлеву.
Нена (с гримасой отвращения). Чего ты болтаешь? Совсем спятил? Молчи.
Бернардо. А что? Я хоть старый, а и сам не прочь побаловаться. Было бы чем.
Нена. Бесстыжий — вот ты кто, и безмозглый!
Бернардо. Слышишь, как лобызаются? (Фыркнув.) Вот черт! Поддают жару!
Нена. Ты молодых не тронь, подумай лучше, сколько ты на этом заработаешь.
Бернардо. А я что, по-твоему, делаю? Все время про одно про это и думаю.
Нена. Тебя, можно сказать, сам Господь прислал. Все довольны: хозяйка довольна, юноша доволен, ты доволен, я довольна.
Бернардо (с видом раскаяния). Теперь каждый день стану ходить в церковь, просить Спасителя, чтобы и впредь не забывал о бедном человеке.
Нена. Тише. Послушаем, что они там внизу говорят.
СЦЕНА ПЯТАЯ
Андзела (страстно). Ты еще любишь меня хоть капельку? Скажи, мальчик мой сладкий.
Юлио. Сударыня, право, не знаю, сколько раз нужно это доказывать. Коли не верите, так разрежьте мне кинжалом грудь.
Андзела (патетически). Завтра ты забудешь про мою любовь.
Юлио. Завтра? И через сто лет после смерти не забуду!
Андзела. Хочу тебя спросить… Но поклянись Евангелием (протягивает ему руку), что скажешь правду.
Юлио. Клянусь вашей милости.
Андзела. Есть у тебя здесь, в Венеции, любовница?
Юлио. Скажу вам: какая-то знатная дама несколько раз делала мне из окна приветные знаки; но я с ней не разговаривал.
Андзела. А где она живет?
Юлио. По-моему, в Сан-Барнабе.{186} Или где-то еще, не знаю.
Андзела. Так знай же: если мне только покажется, что к тебе притронулась другая женщина, я умру от тоски прямо здесь, в твоих объятиях.
Юлио. Поскольку ваша милость удостоила меня своей любви, то я желаю лишь вас одну и отдаю вам всю свою любовь и счастье.
Андзела. Тогда поклянись еще раз.
Юлио. Клянусь и обещаю.
Андзела (лаская его). Хочу, чтобы ты весь был мой: и губы, и глаза, и нос, и ноги, и руки, и все такое прочее. Жаль, не могу носить тебя здесь, на груди, как флакончик с мускусом, чтоб ты всегда был со мною, всегда. (Прикладывает к груди два пальца, словно возлагая туда ценный пузырек.)
Юлио. Ваша милость сомневается в моей любви? Но я не знаю, возможно ли отыскать другую подобную вам, способную любить столь возвышенно и чутко. (Поочередно указывая на части ее тела и называя их.) В этих глазах — любовь, в этом личике — прелесть, в губках — нежность. Не говоря уже о моем любимом яблочке, которое дороже всякого золота с серебром.