ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
Полинико. Знаешь, Лидио, вот уж не думал, не гадал, что ты можешь докатиться до этакого! Суетная влюбленность превратила тебя в человека, презирающего всякую добродетель. И всему-то причиной эта тварь, именуемая Фессенио.
Фессенио. Клянусь телом…
Лидио. Ну, это уж ты зря, Полинико.
Полинико. Уж поверь мне, что во всем этом я разбираюсь куда лучше, чем ты или этот твой проходимец слуга…
Фессенио. Вот после этого и оказывай таким…
Полинико. Человек разумный всегда думает о возможных последствиях своих поступков.
Фессенио. Вот-вот! Взнуздал свою педагогическую клячу.{1}
Полинико. Едва ваша любовь получит огласку, ты не только подвергнешься великой опасности, но еще и прослывешь самой настоящей скотиной!
Фессенио. Тоже сыскался воспитатель! Трус паршивый!
Полинико. Ибо кому не смешон и не противен человек пустой и легкомысленный? Неужели это тебя не страшит? Как ты, чужестранец, надумал влюбиться, да и в кого? В одну из самых знатных женщин этого города! Беги, говорю тебе, от опасностей этой любви.
Лидио. Полинико, я молод, а молодость во всем подвластна любви. Серьезные вещи приличествуют людям более зрелым. Я же могу желать только того, чего желает любовь, а она принуждает меня любить эту знатную женщину больше самого себя. И если когда-нибудь тайна нашей любви раскроется, я полагаю, что многие будут только еще больше меня уважать. Ведь если в женщине величайшее благоразумие — остерегаться любви к человеку более знатному, то в мужчине великое достоинство — любить женщин, которые стоят рангом повыше.
Фессенио. Недурной ответ!
Полинико. И такой-то чепухе обучает тебя этот мерзавец Фессенио!
Фессенио. Сам ты мерзавец!
Полинико. А я и то удивился, почему ты не спешил, не летел на крыльях, чтобы испакостить любое доброе дело.
Фессенио. За свои дела можешь не беспокоиться!
Полинико. Что может быть огорчительнее лицезрения того, как жизнь разумных людей зависит от блудословия этаких глупцов.
Фессенио. Мои советы всегда были поразумнее твоих.
Полинико. Не может быть добрым советчиком тот, кто сам не тверд в правилах. Знай я тебя раньше, Фессенио, не стал бы я так расхваливать тебя перед Лидио.
Фессенио. Выходит, я нуждался в твоей подмоге? Так, что ли?
Полинико. Теперь я понимаю, что человек, расхваливающий другого, и в самом деле часто попадает впросак, но хулитель — никогда.
Фессенио. Так, значит, ты сам признаешься в своей суетности и тщеславии, раз ты нахваливал того, кого не знал. А вот я твердо знаю, что в тебе я никогда не ошибался.
Полинико. Значит, ты говорил обо мне одно дурное?
Фессенио. Да разве не ты сам сию минуту сказал, что хулитель никогда не ошибается?
Полинико. Ладно! Препираться с тобой — все равно что гром перекричать.
Фессенио. Еще бы! Когда крыть нечем, то только и остается, что…
Полинико. Просто не хочется мне прибегать к иным доводам, кроме словесных…
Фессенио. Да ты, хоть сто лет проживешь, этих «иных доводов» ко мне не применишь!
Полинико. Как знать! Может статься, что…
Фессенио. Знаешь, лучше не дразнить голодного медведя.
Полинико. Тише, тише! Так и быть. Не хочу связываться с рабом.