Каландро. Так, значит, я пойду к ней не ногами, как ты сам говорил?
Фессенио. Ха-ха-ха! Какой догадливый любовник! Быстро ты догадался!
Каландро. Но это не страшно — в сундуке-то, а? Как ты считаешь, Фессенио?
Фессенио. Нет, поросеночек ты мой, о нет.
Каландро. Скажи, а сундук будет достаточно велик, чтобы я мог целиком в нем поместиться?
Фессенио. Да какое это имеет значение? Не поместишься целиком — разрежем тебя на куски.
Каландро. Как — на куски?
Фессенио. Так просто, на куски.
Каландро. О! Каким же образом?
Фессенио. Обыкновенным образом.
Каландро. Объясни.
Фессенио. Будто сам не знаешь?
Каландро. Не знаю, вот тебе крест.
Фессенио. Когда б ты был мореплавателем, ты бы видел, как часто случается набивать в маленькую лодку целую сотню людей. Они ни в жизнь не влезли бы, если бы не отрубить у кого кисть руки, у кого всю руку, а у кого и обе ноги. Словом, с людьми поступают как с любым другим товаром — укладывают их слоями, штабелями, лишь бы они занимали поменьше места.
Каландро. А потом?
Фессенио. А потом, приплыв в гавань, каждый по своему усмотрению подбирает и приделывает себе свой отрубленный член, хотя, конечно, случается, что по рассеянности или злому умыслу кто-нибудь возьмет себе чужой и приляпает его туда, куда ему больше понравится. Иной раз бывает и так, что берут то слишком длинную руку, то слишком короткую ногу, отчего потом оказываются хромыми или нескладными. Понимаешь?
Каландро. Еще бы! Я уж, будь спокоен, позабочусь о том, чтобы в сундуке мне ничего не подменили.
Фессенио. Если ты сам не подменишь, никто другой наверняка не подменит: ты же один полезешь в сундук. Если же, как я говорил, ты целиком в него не войдешь, мы сможем — как у тех, что плавают на корабле, — отнять хотя бы одни только ноги, так как они тебе не понадобятся, поскольку тебя все равно будут нести.
Каландро. А в каких местах разнимают человека на части?
Фессенио. А в тех местах, где тело вращается; взять хоть тут, тут или тут. Хочешь посмотреть?
Каландро. Прошу тебя, покажи.
Фессенио. Вмиг покажу, ибо это не трудно и делается это при помощи небольшого заклинания. Повторяй заклинание за мной, но вполголоса, иначе стоит тебе хоть раз вскрикнуть, как все пойдет прахом.
Каландро. Не беспокойся.
Фессенио. Давай попробуем. Подойди сюда, дай руку и повторяй за мной: амбракуллак.
Каландро. Анкулабрак.
Фессенио. Вот ты и ошибся. Скажи: амбракуллак.
Каландро. Алабракук.
Фессенио. Еще хуже. Амбракуллак.
Каландро. Алукабрак.
Фессенио. Ай-ай-ай! В таком случае давай по складам: Ам…
Каландро. Ам…
Фессенио. Бра…
Каландро. Бра…
Фессенио. Кул…
Каландро. Кул…
Фессенио. Лак.
Каландро. Лак.
Фессенио. Ду…
Каландро. Ду…
Фессенио. Ра…
Каландро. Ра…
Фессенио. Лей.
Каландро. Лей.
Фессенио. Вот.
Каландро. Вот.
Фессенио. Уж.
Каландро. Уж.
Фессенио. Как.
Каландро. Как.
Фессенио. Дам.
Каландро. О-о-о! Ой-ой-ой! Рука, рука!
Фессенио. Ты этак целый мир загубишь. О, проклятое беспамятство и проклятое нетерпение! О, скотская твоя утроба! Разве я не говорил тебе, что ты не должен кричать? Ты погубил все заклинание.
Каландро. А ты погубил мне руку.
Фессенио. Знаешь, что теперь тебя уже нельзя разнять?
Каландро. Как же быть?
Фессенио. Придется доставать такой сундук, в который ты бы мог влезть целиком.
Каландро. Ладно, пусть так, я согласен. Только, ради Бога, пойди и достань его, чтобы меня не пришлось разнимать. Ты же мне и так чуть не выломал руку, скотина ты этакая.
Фессенио. Вмиг все устрою.
Каландро. А я схожу на рынок и тотчас вернусь.
Фессенио. Ладно. Прощай. А теперь хорошо бы разыскать Лидио и обмозговать с ним это веселое дельце. Смеху хватит на целый год. Однако я скроюсь, ни слова не сказав Самии. Она, я вижу, стоит на пороге и что-то бормочет про себя.
ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ
Самия. Чего только не насмотришься на этом свете! Еще месяца не прошло с тех пор, когда Лидио, воспылав к моей госпоже великой любовью, не мог и часа без нее прожить. А теперь, увидев, что и она вовсю распалилась, ценит ее не дороже дерьма. Если не найдется способа помочь ей, Фульвия наверняка выкинет такое, что весь город всполошится. Да к тому же сдается мне, что братья Каландро кое-что об этом уже пронюхали, и сама она в этом виновата, ибо ни о ком другом, как только о Лидио, она не думает, не заботится и не говорит. А ведь недаром идет молва, что у кого на сердце любовь, у того шпора в боку… Дай Бог, чтобы все повернулось к лучшему.
Ишь ты! Сверху меня кличет. Небось в окно увидела, что Лидио с кем-то там разговаривает, а то, может быть, и снова хочет послать меня к Руффо.
Иду-у-у!
ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ
Сантилла. Так тебе сказала Тиресия?
Фаннио. Да.
Сантилла. И о моей женитьбе говорят в доме как о деле решенном?
Фаннио. Так.
Сантилла. И Вирджиния этому рада?
Фаннио. На седьмом небе.
Сантилла. И готовится свадьба?
Фаннио. Весь дом в хлопотах.
Сантилла. И они воображают, что я довольна?
Фаннио. Они в этом уверены.
Сантилла. О, несчастная Сантилла! То, что другим на пользу, одной мне во вред. Ласковое обращение Перилло и его жены — для меня нож острый, так как я не могу сделать ни того, что они желают, ни того, что могло бы меня спасти! Увы, уж лучше бы Господь даровал мне вместо света мрак, вместо жизни смерть и вместо колыбели могилу,{3} когда я из материнского чрева вышла на свет Божий, ибо в тот самый миг, как я родилась, счастью моему было суждено умереть. О, сколь безгранично блажен ты, мой сладчайший брат, если, как я предполагаю, ты остался мертвым на родине! А что делать мне, несчастной Сантилле? Ведь только так, а не Лидио могу я отныне называться: я женщина, и приходится быть мужем. Если я женюсь на Вирджинии, она тотчас же обнаружит, что я женщина, а не мужчина, и оскорбленные отец, мать и дочь смогут распорядиться, чтобы меня убили. Отказаться от женитьбы я не могу, а если откажусь, то они проклянут меня и отошлют домой. Если я открою, что я женщина, я сама себе наврежу. Но оставаться в прежнем положении я тоже не могу. Горькая моя участь, ибо с одной стороны передо мною — пропасть, а с другой — волки.
Фаннио. Не отчаивайся, ибо небо тебя, быть может, и не оставит. Мне думается, надо следовать твоему решению — не попадаться сегодня на глаза Перилло. И очень кстати пойти тебе к этой женщине. Платье для тебя я уже приготовил. Помни, что, кто уберег себя от одной беды, избежал их тысячи.