Раб кино
/ Искусство и культура / Exclusive
Квентин Тарантино: "Люди хотят, чтобы я врал во имя политкорректности. А я не хочу врать. Если кому-то это не по нутру, пусть смотрят другие фильмы"
Для релиза нового фильма Квентина Тарантино "Джанго освобожденный" трудно представить момент более неблагоприятный. Чудовищная бойня в начальной школе Ньютауна... Планы американских властей по ужесточению контроля за продажей оружия. Призывы положить конец культу насилия в массовой культуре... А тут, нате вам, такой типичненький Тарантино, герои которого изъясняются языком выстрелов, где кровь обильно орошает хлопковые поля.
Голливуд в лице продюсеров братьев Вайнштейн отменил торжественную премьеру. На экраны США фильм выходил без привычной помпы. Похоже на то, что именно на волне нынешних настроений тарантиновский "Джанго", сам по себе блестяще придуманный и снятый суперстебный триллер про американский Юг эпохи рабовладения, даже получив номинацию в категории "Лучший фильм", вряд ли может рассчитывать на главный "Оскар".
"Итоги" все-таки решились начать разговор с Квентином Тарантино именно с болезненного для него вопроса: есть ли связь между насилием на экране и в жизни?
- Вы хотите сказать, что у меня в фильме слишком много стреляют и убивают? Посмотрите фильмы Джона Ву, вот там настоящий киллерский балет. Хотите увидеть настоящую стрельбу - смотрите Сэма Пекинпа. Все эти претензии ко мне смехотворны. Люди, их предъявляющие, сущие идиоты. Я не собираюсь переубеждать идиотов. Не нравятся мои фильмы, смотрите что-либо другое.
- Как вы думаете, почему именно вам сегодня адресуются эти упреки? Что-то в "Джанго", видимо, задевает за живое...
- Задевает исторический контекст. Я прекрасно понимаю, что в Америке или, скажем, в Бразилии, где рабовладение - часть трагической истории, эту тему воспринимают достаточно болезненно. Ощущение стыда за прошлое присуще как потомкам рабов, так и потомкам рабовладельцев. Поэтому и жертвы, и обидчики так не любят ворошить историю. "Убить Билла" еще более, чем "Джанго", графичен в показе насилия. Но в "Убить Билла" насилие носило характер чисто эстетического упражнения. В "Джанго" же представлено два типа насилия. Реальное насилие, то есть издевательства, пытки и убийства рабов, особенно сцены, когда провинившегося раба травят собаками и когда для забавы белых мужчин рабов заставляют сражаться до смерти в рукопашных боях "мандинго". И насилие условное, так сказать, развлекательное, жанровое - это когда Джанго пачками расстреливает негодяев. Этот второй тип насилия дает зрителю катарсис.
- Вы какие-то самоограничители ставили? Консультировались с афроамериканцами, скажем, с вашими же актерами?
- Нет, я ни у кого не спрашивал разрешения (смеется). Конечно, я много с кем разговаривал о рабстве. Кстати, все мои актеры - и Сэм Джексон, и Джейми Фокс, и Керри Вашингтон - на моей стороне.
- Интернет бурлит из-за частого использования в вашем фильме оскорбительного словца "ниггер". Кто-то не поленился и посчитал: оно повторяется более ста раз.
- Это же чистый бред! Неужели кто-то думает, что на американском Юге до Гражданской войны это слово употреблялось реже, чем в моем фильме? Иначе к рабам не обращались, иначе их не называли. Просто люди хотят, чтобы я врал во имя политкорректности. А я не хочу врать. Повторяю: если кому-то это не по нутру, смотрите другие фильмы.
- Есть еще любители считать количество выпущенных с экрана пуль...
- Забавно, никто не пишет о нереальности той быстроты, с которой Джанго стреляет в своих врагов. Ведь тогда скорострельных ружей и пистолетов не было, нужно было перезаряжать стволы, как мушкеты. Но никого это несоответствие реальности не волнует.
- Тема рабства в широком историческом охвате фактически отсутствовала в американском кино со времени "Рождения нации" Дэвида Уорка Гриффита. Почему вы решили потревожить этот скелет в шкафу?
- Надо об этом говорить когда-нибудь. Мир заставил Германию не забывать об ужасах нацизма. Но в Америке никто не хочет об этом говорить. За два с половиной века рабовладения произошли тысячи потрясающих, душераздирающих историй, которые просятся, чтобы о них вспомнили и рассказали. Сейчас все привычно плачут: нет сценариев, нет оригинальных сюжетов. Да их тысячи! Правда, в самом начале у меня возникли сомнения. А вправе ли я это снимать? Кто я такой, чтобы ворошить самое больное, что есть в американской истории? Ведь одно дело написать в сценарии, как на ярмарке рабов сотня людей в кандалах месит грязь, с трудом двигаясь к месту торгов, и совсем другое - все это воссоздать на съемочной площадке: и грязь, и голые тела, и кровавые ступни в кандалах. Такой чернокожий Освенцим. И еще выпустить под палящее солнце сотню статистов, чтобы они собирали хлопок. У меня даже закралась мысль: а не снять ли самые болезненные сцены в Вест-Индии или в Бразилии, где к чужой истории не должны относиться столь трепетно. Признаюсь: хотелось увильнуть от боли и стыда. Когда закончил сценарий, отправился к Сиднею Пуатье. Он мне как отец. Я объяснил мою трусливую схему аутсорсинга. Он меня выслушал и сказал: "Квентин, ты рожден рассказывать истории. Не бойся своего фильма. Делай, что собирался делать. Все знают, что тогда творилось. Относись к своим актерам с любовью и уважением, и они сыграют тебе что нужно. Кроме того, ты же будешь снимать в южных штатах. Там огромная безработица. Ты дашь людям работу. Ты для них будешь как Линкольн" (хохочет).