— Вы его предупреждали?
— Когда я ему сказала, что партия не соберет подписи, он ответствовал, что я пессимистка и не умею работать. Тем не менее я предложила: давай подстраховываться. Ты иди по округу, и я тоже пойду по округу. Мы будем крутить и партию, и одномандатные выборы. Он сказал: нет, сам не пойду и тебе не дам. Но я его все же уговорила: он согласился, но повел себя формально. Сказал, не надо вкалывать: выйдет и выйдет, а нет — так начнем другие проекты, у нас вся жизнь впереди. Я говорю: «Костя, я взрослая женщина, хочу серьезно заняться политикой, делать карьеру, и я буду работать в округе. Буду биться за то, чтобы пройти в парламент как депутат-одномандатник, и тебе советую делать то же самое». Но он меня так и не послушал. Вновь произошла ссора.
— Где нашли средства на избирательную кампанию?
— Биржа меня не профинансировала. Мой тогдашний муж, которого я внедрила в биржевой совет, тоже отказался помочь личными средствами. Своих же у меня не было, поскольку я сидела на зарплате. Нашла какие-то маргинальные деньги в Орехове-Борисове. В общем, маргинал протянул руку маргиналам. Ходили даже сплетни, что моими спонсорами были ореховские бандиты.
— Более того, поговаривали, что лидера «ореховских» Сильвестра грохнули потому, что вы, став депутатом, якобы не захотели выполнять свои обязательства перед ним.
— Тогда все были полубандитами. Но Сильвестр не был моим спонсором, и почему его грохнули, не знаю. Наоборот, бандиты в округе со мной активно боролись. Ломились в двери, грозили замочить, если не уйду. Я их послала на фиг. В общем, разборки были страшные. Если бы я была креатурой Сильвестра, то, наверное, в шоколаде бы жила.
— Расставание с Боровым было бурным?
— С Константином Натановичем мы окончательно разошлись, когда он узнал, что я победила, а сам он не прошел в парламент и его партия не зарегистрирована. Сразу же позвонил и потребовал, чтобы я выражала в парламенте позицию ПЭС, заключавшуюся в оппозиции Борису Ельцину. Я сказала, что этого не будет. Какой бы Ельцин ни был, нравится он вам или нет, он единственный авторитет, который сейчас может двигать страну к модернизации. Ни у кого, кроме Ельцина, нет ни силы, ни мощи, ни опыта, ни возможностей. Сказала также, если наши идеологические дороги с ним разошлись, то надо расстаться. И напомнила, что не взяла с биржи ни копейки на свою избирательную кампанию.
В первую же неделю моей работы в парламенте у каждого депутата лежала какая-то газетка с обширным «сливом» на меня. Некая журналистка, подруга Борового, написала, какая я ужасная, как у меня все в жизни плохо, что у меня плохое образование, а я сама неудачница, использующая чужие ресурсы. Я подошла к Косте и сказала: «Понимаю, тебе обидно, когда от тебя уходят люди, которые всю жизнь тебя поддерживали. Я считала, что в России нет настоящих мужиков и ты единственный, но теперь я разочарована. Все прощаю, но общаться с тобой больше не буду». На этом мы окончательно разошлись.
— В Думе примкнули к команде Гайдара?
— «Выбор России» меня на выборах поддержал — в том смысле, что со мной не боролся, не выставлял никого. Но когда «выбороссы» потребовали, чтобы я вошла в их фракцию, я отказалась, поскольку гайдаровцы всегда плевали на малый бизнес. Я же была маленьким предпринимателем и знала, что НДС в 28 процентов всех убил, все пошло в тень.
Подходил ко мне и Явлинский, говорил: «Ира, давайте к нам». А у нас уже команда сбилась в 25 человек: все одномандатные, все в первый раз, такие воробышки влетели из бизнеса, все самостоятельные. Ответила Явлинскому: согласна, мол, Григорий Алексеевич, но только всех нас заберите. Он сказал: нет, мне никто не нужен — только ты. Мне показалось это странным.
Он, видно, обиделся. Помню, вскоре меня пригласили на Давосский форум — как политика, без всяких взносов. Была вечеринка в одном из отелей, я танцевала, а потом оказалась рядом с Григорием Алексеевичем. Он мне ласково так сказал: «Ирочка, вы прекрасно танцуете, вот дальше и танцуйте. А политикой вам заниматься не надо, поскольку вы, Ирочка, в ней ничего не понимаете». Это был 1994 год. Я промолчала.
Через некоторое время мы с ним поговорили и по поводу Виктора Черномырдина. Помню, он мне сказал, что Виктор Степанович будет президентом после Ельцина. Я ответила: «Боюсь, что нет, поскольку Виктор Степанович слишком мощная фигура и конкурирует с Борисом Николаевичем. У нас же политическая интрига всегда закручивалась по схеме уничтожения потенциальных соперников». Он сказал: «Вы не правы, Ирочка. Я же говорил, что вам не надо политикой заниматься». Потом, когда все оказалось так, как оказалось, я говорю: «Ну что, Григорий Алексеевич, я была права?» Он: «Ирочка, я не знал, что вы так быстро вырастете». Вот такой у нас Григорий Алексеевич.
Тогда же, в 1993 году, мы с группой одномандатников создали независимую группу, назвали ее «Союз 12 декабря», «декабристы». Хотели сделать фракцию, но нас затопили голосованием: и «Выбор России», и коммунисты, и травкинцы — все. В результате мы зарегистрировали группу. Но когда Борис Николаевич Ельцин начал встречаться с представителями фракций, то первым, с кем он встретился, был «Союз 12 декабря».
— Как прошло знакомство?
— Пришли к нему в Кремль, он такой грустный сидит, смотрит на нас. Первое, что он сказал, было: «Не знаю, что мне делать с помилованием. Тяжелейший вопрос, миловать или не миловать?» Мы обомлели.
Тогда же еще не было моратория на смертную казнь. Комиссия работала очень серьезно — правозащитники вместе с президентом. И на него сильно давила тяжесть того, что он может одной росписью лишить человека жизни. Ответственность дичайшая! Потом, когда я участвовала как депутат в переговорах (при посредничестве финнов) по вхождению России в Совет Европы, идея моратория на смертную казнь меня очень радовала. Я билась за нее и за Совет Европы, потому что помнила глаза Бориса Николаевича и эту его горькую фразу: «Что же мне делать?» Нельзя человеку, политику, брать на себя ответственность за лишение кого-то жизни!
— Говорят, Борис Николаевич вас особо выделял.
— Думаю, благодаря Наине Иосифовне. Как-то Борис Немцов сказал Ельцину в шутку: «Что нам делать с Курилами? Хакамаду надо туда послать!» Президент спросил: «А кто такой Хакамада?» И вот тут Наина Иосифовна вмешалась. Говорит: «Да ты с ума сошел! Ты — президент страны и не знаешь Хакамаду!» После этого он меня действительно стал выделять и даже спасать.
Например, когда я стала министром и начала двигать законы, забиравшие у министерств коррупционный ресурс, все просто взбесились, притом что это были демократы. Они говорили: мы тебя утопим, мы тебя выпрем из правительства. Тогда Борис Николаевич в очередном радиообращении, а он где-то раз в неделю их делал, сказал, что Хакамада — молодец, двигает малый бизнес. И тут все — хоп, и закрылись. Потом, когда он всех женщин с 8 Марта поздравлял, он подошел ко мне и сказал: «Спасибо. Хорошая загогулина получилась».
Когда английская королева приезжала с первым визитом в Россию, был прием у президента, куда было звано ограниченное количество людей. В их числе — статусные представители парламента: заместители, председатели, лидеры фракций. Меня тоже пригласили, хотя я была всего лишь одномандатным депутатом.
С Клинтоном я тоже встречалась. Показывая на меня, Ельцин сказал ему: «Вот она — наше будущее». Клинтон начал дико хохотать, а у него хорошее чувство юмора: «Ну наконец-то я увидел, какое будущее у России». Я просто обомлела: смех-то вышел двусмысленный. Мол, вообще непонятно, куда вы двигаетесь, а теперь я хотя бы это увидел.