Иван Егорович застыл от слов Молодцова. Он, даже работая вторым секретарем райкома, боялся этих букв: КГБ и всей конторы, стоящей за этим названием. Спокойные, образованные, всегда вежливые, это не милиционеры - горлопаны с пьяными допросами в четыре утра. Даже партийные работники как огня боялись, чтобы их фамилии по каким-то причинам звучали в «Сером доме» на Волгоградской улице. Этот страх, копившийся годами, при напоминании КГБ Молодцова, вызвал страх у Ивана Егоровича. Зачем фигурировать в «Сером доме»? Молодцов запросит тело, будет ссылаться на него, Захарова, что его земляк или, может, скажет родственник. Да и получится ли? Тело, наверное, уже кремировали. Он слышал, что в КГБ с умершими, подследственными, которые проходят по их ведомству, поступают так. Не хоронят, а сжигают, а может, это просто страшилки из далеких тридцатых годов.
- Что молчишь, Иван Егорович? Какие будут приказания? – звучал голос Молодцова в трубке.
- Игорь Васильевич, с каких пор майор, а я майор запаса, подполковнику приказывает? – Иван Егорович решил на шутейной ноте закрыть разговор о Новикове. – Я сборы не прошел, когда в восемьдесят шестом в запас списывали и мне подполковника, по рангу причитающегося, не дали. Уборка у нас шла, какие сборы. Какие, говоришь, приказания? Контора солидная. Наверное, уже с дымом в небо подняли земляка-десантника. Что ж, каждому свое, а смерть, наверное, одинакова, если есть, где ответить наверху за прожитое.
- Понятно, Иван Егорович. Ты меня извини. Не моя эта епархия. Они и суд перенесли. Хотели сами допросить Новикова об этих долларах. Но он теперь никому ничего не скажет. Жаль мужика. Боевой офицер, я даже рюмку коньяка утром, когда о его смерти узнал, выпил. Стоя. Земля ему пухом или воздух. Впрочем, какая разница.
Молодцов замолчал. Послышался в трубке другой голос. Видимо в кабинет к начальнику зашли. Он что-то сказал пришедшим, прикрыв трубку ладонью. Иван Егорович понимал, надо заканчивать разговор.
- Алло. Игорь Васильевич, спасибо тебе за все старания. Спасибо. Я знаю за что! До свидания, - Иван Егорович повесил трубку, посидел несколько минут в раздумье.
Кому позвонить? Беспокоить по этому вопросу кого-то с обкома он не будет. Если бы не его личная трагедия с сыном, то Иван Егорович, как о земляке орденоносце, участнике афганских событий, конечно, мог тогда позвонить Юрию Ивановичу Антипову или в исполком, он знал председателя. Но сейчас, когда судьба его самого неизвестно чем может закончиться, и однозначно, если Виктора осудят, в райкоме его уже не оставят из-за судимости сына. Надеяться на полную реабилитацию Виктора даже сегодня, когда он передал деньги Куклину. Сергей - единственный свидетель этой трагедии. Но на предварительном допросе Куклин, как и Виктор, тоже наговорил лишнего. Он упомянул их первую ссору за месяц до трагедии. Игорь Фокин и тогда нехорошо говорил о женщинах, доказывал, что все они одинаковые, все стервы. Виктор ударил Фокина, сбил с ног пытавшегося их разнять Куклина. Иван Егорович хорошо знал, что Виктор - физически крепкий тренированный молодой человек. Он кандидат в мастера спорта по боксу. Призер-всесоюзник универсиад. И ему не составило бы труда разделаться даже с трезвыми Фокиным и Куклиным. Иван Егорович понимал, что деньги Куклин получил за усердие в деле. Теперь он, как и Виктор, будет утверждать, как и утверждал, что драки не было, была ссора. Фокин сам оступился, так как нетвердо стоял на ногах, и Виктор даже предупредил его отойти подальше от края крыши. Это несчастный случай.
Через знакомых в прокуратуре Иван Егорович попытался узнать мнение старшего следователя Петрова, ведущего дело Виктора. О Петрове даже коллеги со следственного отдела отзывались мягко говоря, как о не совсем чистом на руку. Но все казалось сложнее, чем он предполагал. Двоюродный брат матери Фокина, некто Гуров Юрий Анатольевич, советник юстиции, работает в прокуратуре РСФСР и неоднократно звонит, узнает о ходе следствия.
- Да, Витюшка, наломал ты дров, – то ли вслух сказал, то ли подумал Иван Егорович.
Становилось ясно, что спустить дело на тормозах, как несчастный случай, вряд ли получится. Без фотографий и показаний свидетеля Куклина, доказать драку невозможно. Но по большому секрету Захарову сообщил из прокуратуры один его старый знакомый, что во время обыска в гостинице, в комнате, где жил Фокин, была найдена записная книжка Фокина, которую он вел, как дневник. Указывал дни, когда он следил за Викой и Лобовым у кафе «Мечта». Была и такая запись: «Эврика! Они в моих руках. Рогоносец будет отомщен». Было понятно, что рогоносцем Фокин называл, конечно, Виктора. Про фотографии записей не было, но в ней, конечно, есть адрес квартиры, где встречались Вика и Лобов на улице Шендрикова, дом 93 «А». Заинтересует ли этот адрес следователя прокуратуры Петрова?
Фокин - москвич и полгода не работал в их городе, и, конечно, таких адресов у него было немного. Фокин, в отличие от Куклина, который признавался, что и месяца без женщины не проживет, к женщинам относился с презрением. Куклин рассказал, что, как-то выпив, тот признался, что его предала любимая девушка, закрутила за его спиной роман с его же приятелем женатым, с которым он же ее и познакомил. Они приходили в гости к молодым супругам, планировали дружить семьями, когда у Фокина появится семья. Правда: «имея семью – забывай друзей». Прошло около двух лет. Но то ли характер Фокина был таким ранимым, или сильно был влюблен в предавшую его девушку, с тех пор он просто ненавидел женщин, хотя у него, как у всякого здорового мужчины, были встречи с женщинами, даже в их городе, но ни одна не переросла даже в дружбу.
Иван Егорович сидел грустный, задумчивый. Посмотрел на часы, прошло больше часа после звонка Пети. Надо было звонить, давать ответ. Что сказать Нине? Как успокоить? «О, Господи, полоса черная какая-то накатилась на меня. Как Ниночке объяснить, что взять тело брата для похорон невозможно? Не может он этого сделать, даже если очень хочет. Но это было бы возможно, если бы не Виктор».
- Я сам по уши в дерьме, – вслух сказал Захаров. – Кто теперь будет слушать опального секретаря парткома стройки? Да, черная полоса.
Иван Егорович машинально набрал номер телефона квартиры Новикова Владимира. Петя сразу взял трубку, видимо, он сидел, ждал рядом с телефоном.
- Алло, Петя. Мама больше не звонила? – спросил Иван Егорович.
- Нет. Больше нет. Один раз, когда я говорил вам, – ответил Петр.
- В общем, Петя, я прозвонил все инстанции, где я что-то могу. Хорошего мало, – Иван Егорович сделал паузу, как бы говоря этим – все, что он мог, он сделал.
- Как мало хорошего, Иван Егорович? Он же умер, дядя Володя. Неужели так сложно отдать мертвого человека, чтобы родственники его похоронили!? – в голосе Петра слышались боль и обида. Простое непонимание, казалось, простого, совсем простого вопроса.
- Понимаешь, Петя. В деле всплыли факты о ввозе Шуруповым, этим потерпевшим, большой суммы валюты: американских долларов; по всей видимости, и кооператив свой он открыл на эти деньги. Делами о валютных махинациях у нас в стране занимается КГБ, вот и выделили этот пункт на доследование. Почему и суд перенесли, были у них еще какие-то зацепки по этому. Через кого жена Шурупова меняла эти доллары? Соответственно и Владимир Матвеевич находится под юрисдикцией КГБ.
- Иван Егорович! – голос Пети задрожал, было видно - еще немного и он заплачет. – Дяди Володи нет. Он умер. Понимаете, умер. Как мертвого человека могли отдать под какую-то юрисдикцию. Что вы говорите, Иван Егорович?
- Петруша, мальчик мой, я понимаю всю твою боль и обиду. Но пойми, это наши законы. Наши советские законы. Теперь всем делом твоего дяди и даже его мертвым телом может распоряжаться только КГБ, – Иван Егорович тоже разволновался, вытер рукавом рубашки вспотевший лоб.
- Дурацкие законы! Кто писал их для того, чтобы мертвого человека отдавать под какую-то юрисдикцию. Они его что, допрашивать собираются? – Петя засопел.
Иван Егорович понял - мальчик плачет. Да, ребенок он еще совсем, совсем ребенок.
- Подожди, Петя, не волнуйся. Я поручил адвокату Митину, чтобы он по своей линии проделал работу. Не волнуйся так, Петр. Мы будем делать все, что в наших силах, чтобы получить тело для похорон, - соврал Иван Егорович. – Все, Петя, я перезвоню позднее.