В университете началась сдача экзаменов. ВУЗ кипел как улей. Гласность! Студенты засыпали преподавателей вопросами, которые еще три года назад вряд ли осмелились бы задать. Любимец университета - профессор истории, старенький еврей Вайсман с соответствующей фамилией, седой головой и густыми белыми бровями. Он знал все: и о безумствах Нерона, и о диких оргиях императора Калигулы, но даже он порою не знал всех ответов на интересующие молодежь вопросы.
Виктор Захаров летал. После ночи, проведенной с Викой на даче, незабываемой первомайской ночи, где все было даже лучше, чем он мог мечтать. У Виктора были девушки, но так хорошо ему не было никогда. Он был на вершине счастья. И ,казалось, смысл вопросов, терзавших умы студентов, он не всегда даже понимал.
- Генрих Осипович, скажите, но если в магазинах пропадет все, откуда такое изобилие на рынках? У нас еще советская распределительная торговля. Не могли сами кооператоры завести из Индии кофе по двенадцать рублей за банку, в магазине ее цена три рубля?
- Вы понимаете, друзья мои, это как в физике… - отшучивался старый профессор, – …правило сообщающихся сосудов. Если из одного убывает, значит, в другом прибывает.
- А как же закон? Куда смотрят правоохранительные органы?
- Богиня Фемида во все времена была слепа. Недаром она изображена на всех скульптурах с завязанными глазами. Она утверждает, законы власти выгодные здесь и сейчас, а не как законы догмы для любой власти. Еще великий немецкий философ Ницше, к сожалению, у нас почти неизвестный, говорил: «Закон – это паутина, порвал одну нить – ты преступник, порвал все – ты Бог».
Американская жвачка, сигареты «Бонд», «Мальборо» ходили по университету как платежи за оказанную услугу. Наиболее предприимчивые студенты, оставив учебу на второй план, несли в аудитории все: джинсы, импортные носки и галстуки, туфли. Барахолка в стенах храма науки. Барахолкой становилась вся страна. Во всю заговорили о выходе из СССР прибалтийских республик. Прибалтийские республики якобы насильно были оккупированы Советской Армией в начале сороковых по сговору Гитлера - Сталина.
Вику Виктор не увидел среди студентов, окруживших Вайсмана, он спросил у ее подруги Светы Ягодниной, и та ответила, что видела ее с профессором химии Лобовым. Олег Николаевич Лобов был самым молодым профессором университета. Щеголь и модник, от которого всегда пахло хорошей французской водой. Лобов еще студентом женился на однокурснице, но брак не сложился. Не прожив и двух лет, молодожены расстались. Лобов больше не женился, жил он с матерью – старшим товароведом ЦУМа – крупнейшего магазина города. Поэтому все иностранные и просто лучшие товары всегда можно было увидеть на плечах и ногах молодого ученого. Развод с женой не оставил в душе молодого мужчины раны, говорили, она изменила ему с его лучшим другом. Олег Николаевич часто заводил бурные романы, причем, чтобы не переживать, наверное. Один роман у него наслаивался на другой по принципу «новая встреча – лучшее средство от одиночества», и порою доходило до смешного, когда новая и старая пассия молодого ученого устраивали истерики даже в стенах университета. Не обходил своим вниманием сорокалетний химик и хорошеньких студенток-старшекурсниц, хотя слово «хорошенькие» для каждого человека своё. Вика как-то говорила про очередную избранницу Лобова Марину Гаврилову:
- И что он в ней нашел? Одна грудь - пятый номер, ни лица, ни фигуры.
- Наверное, Лобов увидел в ней Памелу Андерсен, - пошутил Виктор.
- Памела! У нее вся спина, как у рыбы в чешуе, - выдала секрет женской душевой Вика.
Марина Гаврилова жила с Викой в общежитии на одном этаже.
- Викуль, успокойся, я пошутил. Сам не пойму, ноги у нее, конечно, худоваты и кривоваты, она джинсы не снимает поэтому, наверное, - исправился Виктор. Вика улыбнулась, довольная характеристикой внешности Гавриловой и чмокнула Виктора в щеку.
Все романы Лобова были не так продолжительны, как, наверное, хотелось его женщинам. Но всегда на месте покинутой сразу появлялась новая. Наверное, женская логика такова, что каждая думает, что она лучшая или в крайнем случае лучше, чем предшественница.
Вику Виктор в университете не нашел. Она позвонила ему вечером:
- Привет! Ты чем занят? Погода - прелесть. Знаешь, Витюш, берем тачку и к тебе на дачу. Или у родителей спросить надо? – ехидно спросила Вика. – Витя маленький. Давно бы сделал себе ключ, сторожа тебя знают, и мы могли бы ездить без проблем, - без умолка тараторила Вика, она была явно в хорошем настроении.
Виктор все сделал, как сказала Вика: взял вина, еды, вызвал такси, подъехал к университетскому общежитию. Вика уже ждала, она быстро забралась в салон. В машине запахло дорогими духами. Глаза Вики блестели, она была не в меру возбуждена, болтала не умолкая.
- Ты выпила? – наклонившись, на ухо спросил Виктор.
- Да, немножко, с девчонками отметили начало экзаменов. Витюш, правда самую малость, хорошего вина, - Вика кокетливо прижалась щекой к плечу Виктора. – Элка где-то бутылку достала, мы втроем выпили.
Подъехали к дому Захаровых. Виктор поднялся один:
- Мамуль, привет, - Виктор поцеловал мать в щеку. – Где отец не спрашиваю. Перестройка, новое мышление.
- Он теперь ночует в своем райкоме. За городом начали рыть котлован, будут строить пивзавод. Представляешь, людям есть нечего. Самое время строить пивзавод.
- Мамуль, где ключи от дачи?
- Ты со своей «мышкой»?
- Нет, нас четверо, еще парень и две девчонки, - почему-то соврал Виктор. – Сегодня сдали первые зачеты.
- Смотри, сынок, - беззлобно сказала мать, – обработает мышка котика – не заметишь. От красивой жизни назад, в свою Чмаровку не хочется уезжать. К хорошему быстро привыкаешь.
- Мамуль, я тебе уже сто раз говорил, она учится на геолога сознательно. А какая жизнь красивая у геологов, ты догадываешься?
- Эх, сынок, сынок, большой ты у меня ребенок, - Елена Владимировна нечасто бывала ласковой со своими детьми. В глубине души она была обыкновенная мать, но ее воспитание, образ жизни наложили на нее печать напущенной строгости. И она всегда даже с родными детьми держала дистанцию. – Эх, сынок, сынок, - еще раз повторила Елена Владимировна, ласково перебирая темные волосы сына. – Женщины порою в сорок лет не знают, что они хотят сейчас и что захотят через двадцать минут. Что мог сознательно выбрать семнадцатилетний ребенок из далекого колхоза? Она, наверное, и конфеты видела только в день получки матери.
- Мама, я говорил, Вика с райцентра, мать у нее медсестра. Откуда в тебе это – видеть в людях плебеев?
- Извини, сынок, я, наверное, не права. Ключи в шкатулке, в тумбочке под телевизором. Извини. Я очень хочу, чтобы я ошибалась в своих подозрениях. Возьми что-нибудь покушать. Я сделала салат из крабовых палочек, - уже в спину уходящему сыну посоветовала Елена Владимировна.
Виктор остановился, секунду подумал, зашел на кухню, наложил в чистую литровую банку салат, закрыл капроновой крышкой, отрезал большой кусок хорошей копченой колбасы. На столе стояла ваза с печеньем и конфетами. Виктор ссыпал в пакет половину содержимого вазы. Он ощущал затылком присутствие матери, она стояла в дверях кухни, но к удивлению не произнесла ни одного слова. Молча смотрела, как сын сложил продукты в один пакет и быстрым шагом направился к двери:
- Утором зайдете поздороваться с предками? – своим обычным металлическим голосом совсем без иронии поинтересовалась мать.
- Конечно, мамуль, ты не волнуйся – спиртного нет. Все под контролем, - голосом нового вождя завершил Виктор.
- Самое главное, чтоб это было под контролем, - уже закрытым за спиной сына дверям сказала Елена Владимировна, собрав вместе ладони, прижала их к подбородку. «Мама думает» - шутил муж, когда она принимала такую позу.
Жизнь, как быстро она прошла. Младшему сыну двадцать пять, и время теперь измеряется возрастом детей. «Жизнь пролетела, прошумела, а я ведь так счастья хотела», - запали в голову слова из какой-то песни, наверное, из блатной, которые теперь называют по-иностранному «шансон» и поют на каждом углу. Словно сесть в тюрьму, воровать – это так романтично, как в их молодости поднимать целину и осваивать космос.