В Гефсиманском саду Иисус умоляет «Авва Отче»: «пронеси чашу сию мимо Меня» (14: 36); на кресте Он вопрошает: «Боже мой, Боже Мой! Для чего ты Меня оставил?» (14: 34). По крайней мере, Иисуса гораздо больше, чем предательство Иуды, волнует то, что Его оставил Бог. Коль скоро в первом Евангелии Иисус молит Господа, чтобы чаша страданий миновала Его, но Бог отказывает Ему в том, напрашивается вывод, что Марк поддерживает точку зрения Павла: именно Бог и есть «Тот, Который Сына Своего не пощадил, но предал Его за всех нас» (К римлянам, 8:32). А если учесть, что Павел не ограничивает применение слова «апостол» двенадцатью учениками и не проводит различий между апостолами, когда пишет о том, что Христос «явился Иоанну, также всем апостолам» [1-е Коринфянам 15:7], можно подумать, что и в этом Марк солидарен с Павлом, ведь он воспринимает Иуду, как типичного ученика. Хотя в его Евангелии апостолы непостоянны, бездеятельны и не видят Воскресения. Иуда, трижды упомянутый им, как «один из двенадцати», помогает Марку «умалить значение двенадцати» (Saari, 49). Подчеркивающее, что вину за распятие Иисуса должны разделить они все, Евангелие от Марка могло послужить основой для Катехезиса Тридентского собора (1566), который осудил действия всех людей против Бога: «Иуда предал Его, Петр отрекся от Него, и все покинули Его» (цитируется по Кохену; Cohen, 169).
В самых ранних списках Евангелия от Марка нет сцены Воскрешения Иисуса и не описывается смерть Иуды. Не умирает Иуда и в более поздних списках Евангелия от Марка. Повествование Марка заканчивается на том, что священники передают Иисуса Пилату и подстрекают народ распять Христа; Пилат отдает Иисуса на распятие. В заключительной главе женщины обнаруживают гроб пустым. Согласно Марку, Иуда воплощает собой не только капризных и неверных апостолов, но и пагубных священников и жестокую толпу, большинство которой разбежалось в страхе оттого, чему им довелось стать свидетелями. Более энергичный, чем все другие, Иуда, тем не менее, действует подобно им, как наблюдатель разворачивающейся Драмы Страстей Господних, вместилище или символ вины и несовершенства всего человечества — первостепенной причины, по которой Иисус пришел на Землю, чтобы своими страданиями искупить человеческие грехи.
Раскаивающийся грешник у Матфея
Читателей, знакомых с длительной историей антисемитизма, возможно, и не удивит, что евангелист, которого многие считают евреем, — Матфей — создал одно из самых антисемитских сочинений.[68] Матфей уподобляет книжников и фарисеев «окрашенным гробам», «змиям» и «порождениям ехиднины», которым не избежать «осуждения и геенну» (23: 27, 33).[69] А вот многих действительно может удивить предположение о том, что в интерпретации Матфея Иуда предстает достойным сочувствия грешником, чья вина и раскаяние, побудившее его принести себя в жертву через самоубийство, подчеркивает и даже отражает невинность Иисуса, равно как и Его добровольное самопожертвование. Более благоговейное отношение Матфея к Иисусу, который в Евангелии от Марка показан легко поддающимся переменам настроения и одиноким, влечет за собой более человечный подход к Иуде, выражающийся акцентированием двух тем: божественным предвидением Иисусом своей судьбы и самоубийством Иуды. Помимо того, что Иуда, висящий на дереве, раскаивается в том ужасном и, возможно, неумышленном зле, причиненном Иисусу, которому предстоит быть повешенным на кресте, эта жуткая параллель у Матфея устанавливает еще более прочную связь между предателем и Сыном Божьим. И все-таки сложный образ Иуды у Матфея служит также «зерном» для антисемитизма более позднего времени.
Главное, что привносит Матфей в повествование и чего нет у Марка (что часто подмечают исследователи, но редко обсуждают в контексте влияния на образ Иуды), — это возросшая нравственная мудрость Иисуса. Евангелие от Матфея изобилует нравственными поучениями Иисуса — беседами, рассуждениями, иносказательными притчами, изречениями и молитвами, и оно заметно длиннее, чем Евангелие от Марка. Помимо того, что Матфей устанавливает генеалогическую связь Иисуса с Давидом и Авраамом, он также постоянно цитирует иудейские священные тексты, содержащие предсказания, исполнившиеся с жизнью Иисуса.[70] Иисус Матфея считает Себя воплощением пророчеств Исайи, Он осознает, что должно произойти, и выказывает мудрое, смиренное, принятие своего земного пути во исполнение пророчеств еврейской Библии и предательства как предопределенного и неизбежного.
68
О еврейском антисемитизме пишет Гилман. О «еврействе» Матфея см. главу «Иисус, еврейский Мессия: Евангелие от Матфея» в книге Эрмана «Новый Завет» (Ehrman: The New Testament (92—111). Многие комментаторы видят в Иисусе у Матфея нового Моисея: Он приходит из Египта; Он произносит пять главных речей (ср. Пять Книг Моисеевых), он проповедует на горах (ср. Синай), он является не отменить, но исполнить закон.
69
«Одной из самых характерных особенностей Евангелия от Матфея является яростная антииудейская направленность, что, возможно, объясняется изначальными задачами евангелиста. Элементы полемики встречаются уже у Марка и в «источнике Q», но Матфей значительно обострил и расширил эту традицию... Пожалуй, самым правдоподобным объяснением усилившейся антииудейской полемики Матфея является то, что общины Матфея только недавно расстались с иудаизмом после долгого периода вражды» (Stanton, 75).
70
Кроме того, как указывают некоторые исследователи, в определенных фрагментах Евангелия от Матфея содержатся строки из Библии, не включенные в еврейскую Библию.