Он знал, что когда-нибудь это должно было случиться, но…
— Почему так скоро? Я едва успел вернуться.
— Потому что, как это ни печально, но настало время платить по счетам. Мы разорены, и надеюсь, для тебя это не секрет. И для того, чтобы по-прежнему жить в кредит, нам необходимо пойти на определенные уступки. Отец, как ты уже успел заметить, сильно болен. Он практически не участвует в управлении страной. Достаточно скоро ему придется объявить тебя соправителем и передать власть в твои руки. Наши кредиторы хотят быть уверены в том, что страна окажется в руках зрелого человека, с которым можно иметь дело.
Отец сидел тут же за столом, глядя перед собой и мерно покачивая головой в такт словам матери. Не понятно было, слышал ли он, о чем идет речь, или был погружен в свои мысли. И то обстоятельство, что мать говорила о нем в его присутствии так, как будто бы его рядом не было, да и сам он только сейчас взглянул на него, говорило о многом.
— Уже есть какие-то договоренности по поводу кандидатуры?
— Да, определенные договоренности есть. Девушка должна быть католического вероисповедания, говорить по-немецки, и… она должна быть из Оберау.
К этой новости он был не готов.
— Как, из Оберау? В Европе не осталось незамужних принцесс?
— Незамужних принцесс-католичек, готовых поселиться в нашей глуши и связать свою жизнь с потомком купцов и ремесленников? Я уже не говорю о твоей достойной репутации, — помрачневшим голосом добавила она.
К сожалению, мать была права. И он сам прекрасно понимал это. Все члены королевской фамилии по возможности стремились отсюда уехать. Кто же поедет сюда по доброй воле?
— Имей в виду, что ни твоего прадеда, ни твоего деда, ни твоего отца эта перспектива не испугала. В нашем доме никогда не было иностранок, и королевский совет счел необходимым продолжить эту традицию.
— То есть для того, чтобы нам и дальше, как вы говорите, матушка, жить в кредит, нам необходимо породниться с кем-то из наших кредиторов?
— Совершенно верно.
Он почувствовал, что начинает нервничать.
— Хороши кредиторы! Большая часть из них составила свое состояние на растрате королевского имущества. Потом они дают нам из наших же денег в долг, а после требуют от меня расстаться со своей свободой и еще выставляют свои условия…
— Горт, послушай меня!..
Он знал, что все, что он говорит, правда. Но мать редко обращалась к нему по имени, и ему пришлось замолчать.
— Ты знаешь, во сколько обошлось твое проживание в Вене? Учеба в университете? А твои постоянные кутежи? Не ты ли писал домой письма с просьбами выслать тебе денег? А знаешь ли ты, во сколько выходит ремонт Апфельштайна и городской резиденции? Ремонт, который, между прочим, еще не закончен?
"И не будет закончен, если это кому-то выгодно" — хотелось добавить ему. Что хорошего ждать от ежегодной реставрации фасадов и подновления настенных росписей, когда течет крыша? Но мать добилась своего, ему стало стыдно. Он не знал ответа на поставленные ею вопросы, меж тем как сам должен был задать их самому себе, и гораздо раньше. Теперь из-за этого придется играть по чужим правилам. Двоюродные бабки и дядя, постоянно проживающие в Австрии и Швейцарии, вероятно, давно уже в курсе и со всеми условиями полностью согласились. Чтобы остальные члены семьи могли жить, где хотят, кто-то должен остаться в Оберау и регулярно снабжать их деньгами.
— Если у нас совсем не осталось средств и наши кредиторы, пользуясь этим, так жаждут с нами породниться, то почему в таком случае бал устраиваем мы, а не, скажем, городской совет? Их товар, наш купец.
— Нет, ты действительно, похоже, не понимаешь всей сложности ситуации. Это у нас — "товар", а не у них…
Ах, вот как!.. О, только бы улыбка оставалась все такой же любезной и такой же непринужденной! Только бы оставалась на лице улыбка…
— Понятно, — все-таки он не сумел подавить легкого вздоха. — Нам нужно сбыть с рук жеребца, и он не особо чистых кровей. Но может быть, ему все же будет позволено самому выбрать себе седока?
— Об этом не беспокойся, — мать выложила перед ним стопку заполненных приглашений. Оказывается, они уже лежали приготовленными на стуле подле нее.
— На самом деле, выбор гораздо уже, — добавила она, когда он принялся изучать каллиграфический почерк Шёнберга, которым в украшенный виньетками печатаный текст карточек были вписаны имена оберауской знати. Ах нет, не только знати… Что ж, попробуем успокоиться и отнестись к этому как очередному развлечению!
Он начал раскладывать приглашения на освобожденной от посуды скатерти, периодически перекладывая их из одной стороны в другую, в результате чего образовалось три неравные кучки. Представители прежней знати обезземелились, либо ушли в промышленность и коммерцию, бывшие ремесленники и торговцы обзавелись крупными поместьями и прикупили титулов, но в целом "высший свет" Оберау распадался на два четко различимых круга — со своими семейными традициями, сферами влияния и экономическими интересами. Все прочие приглашенные составляли избранную клиентелу наиболее значимых персон или служили опорой их могущества. Иначе как объяснить присутствие среди будущих гостей лиц незнатных и небогатых, таких как городской землемер (злоупотребления при составлении кадастров?), главный инженер и королевский архитектор (растраты при строительстве и ремонте?), королевский управляющий лесным хозяйством (незаконная вырубка и торговля древесиной?), глава финансового управления (тут и так все понятно)…? Немного подумав, припомнив кое-какие родственные связи и основные источники доходов наиболее видных семейств, он раскидал и эту группу карточек по двум основным кучкам.